Шрифт:
В один из дней, когда царь Иван «был с богом на короткой ноге» – верх взяла личность кроткая и в высшей степени богобоязненная – случилось ему встретить простого мытаря. Рядовой сборщик налогов, по должности волостной воевода, оказался представлен Государю. Вышло это совершенно случайно – воевода в качестве телохранителя сопровождал опричника, которому исправно служил на протяжении многих лет. Царь сразу разглядел в этом человеке нечто особенное, а именно – божественный свет. Он один отчетливо видел, что тот источает тончайшее сияние, какое бывает исходит от икон, когда они слышат, что помазанник Божий к ним обращается. Пребывая в сильном волнении, царь поднялся с трона, подошел к мытарю и спросил, заглядывая в голубые глаза:
– Скажи, как на духу, кто ты?
– Служу богу и государю на этой земле, – ответил Андрей. – И больше мне о себе рассказать нечего. – Глаз при этом не отвел. Хотя перед Государем все испытывали робость, поспешали уставиться в пол, как только он обращал на суровый взор…
– Как звать тебя? – спросил царь.
– Андрей Избашев, – откликнулся Андрей. Имена ему приходилось менять довольно часто. Последним именем он назвался впервые почти пять лет назад. Род Избашевых знатностью не отличался, к тому же, порядком захирел. Во время последнего мора сразу несколько отпрысков мужского пола отправились на тот свет.
С тех пор и началось. Карьера Андрея резко пошла вверх. Сначала его определили в Разбойный приказ, следить за порядком в столице, да не простым человеком, а начальником над доброй сотней стрельцов, а потом назначили и в Стрелецкий приказ – наблюдать за тем, чтобы пищали и пушки были только у государевых стрельцов, чтобы царская власть уважалась, и закон не нарушался. Андрей взялся за дело старательно, со всей тщательностью, на которую был способен, и вскоре достиг больших успехов на службе. Грозный был им весьма доволен. Вызывали у него сомнения только методы нового столичного воеводы. Действовал Андрей на редкость жестко, порой даже жестоко, подвергая преступников немедленному наказанию. Поркой и ямой дело не ограничивалось, чаще всего нарушителей закона ожидали крепкий сук и веревка. Не очень-то вязались эти действия с исходящим от этого человека божественным светом. На воеводу поступали все новые доносы, в которых говорилось, что это сам дьявол скрывается под личиной божьего человека. Впрочем, ближайший сподвижник царя Ивана, Сильвестр, Андрея признал и предложил сделать окольничьим в Избранной раде.
– Не бойся сильных и славных, похитивших почести и губящих своим насилием бедных и немощных, – напутствовал Иван Грозный Андрея, – не верь и ложным слезам бедного, который напрасно клевещет на богатого. Все рассматривай с испытанием и доноси мне истину.
И Андрей стал решать, кого карать, кого миловать. Действовал он, не столько исходя из собственных понятий о справедливости, сколько полагаясь на принятый тогда же свод законов – Судебник и Стоглав – свод церковных правил. Несмотря на честную службу, народ окольничьего невзлюбил. Что, в общем-то, понятно. Разве можно любить власть, обладающую правом карать или миловать. Слишком многих по несправедливому доносу Андрей отправил на дыбу и в пыточную, чтобы получить признание в преступлениях, которые они не совершали.
Покушения на жизнь царского окольничьего случались регулярно. Но всегда безуспешно. С тысячу пятьсот пятьдесят пятого по тысячу пятьсот пятьдесят девятый год Андрея пытались убить около трехсот раз. Такая удачливость не может оставаться незамеченной. В народе поползли слухи о том, что Избашев общается с темными силами. И с дьяволом на короткой ноге. Но Иван Грозный упорно не желал ничего слышать. Хотя даже его супруга Андрея невзлюбила страстно, и всеми силами старалась сделать так, чтобы его убрали подальше от Москвы – охранять рубежи от набегов, строить заводы и мануфактуры где-нибудь за Уралом.
После того, как царица Анастасия внезапно скончалась, обвинения в чародействе посыпались на Андрея одно за другим. Умерла она, само собой, не случайно – наши постарались. Думали, царь Иван впадет в страшный гнев и сам покончит со Светочем. Вскоре действительно состоялся специальный собор, на котором бояре признали Андрея Избашева виновным в страшных злодеяниях. Якобы, он дьявольской хитростью втерся в доверие государя, а сам, черным колдовством уморил царевича Дмитрия, а за ним и царицу.
В народе государыню обожали. Слухи о том, что Андрей Избашев – преступный чародей и приговорен на соборе к смерти за убийство Анастасии, мгновенно разнеслись по всей Руси. От немедленной расправы Светоча спасло только то, что он по воле святых находился в дальнем военном походе.
Андрея арестовали в Дерпте. Посадили под стражу. Оттуда через два дня он с божьей помощью бежал. А в Москву, опасаясь гнева государя, отписали, что, дескать, Андрей Избашев в заключении скончался…
Ad notam [22] , – бес заметно оживился, – с кончиной самого Грозного потом крайне забавный случай произошел, над которым историки по сию пору голову ломают. А тут и ломать нечего. Наш великий князь ой как любит такие штуки проделывать. Причем по большей части с теми, кто на виду. В общем, дело было так. Иван Грозный приказал привезти к нему всех известных воронежских ведьм, дабы они ему предсказали судьбу. Почему воронежских? Поговаривали, ворожба там знатная. И были, надо сказать, недалеки от истины. Ведьмы и напели Грозному, что он помрет на исходе этого же дня. Очень Иван Грозный расстроился, ну и осерчал, само собой, как и положено царю, сей же час приказал кинуть ведьм в острог и вечером казнить. Не успели. Как только солнце за горизонт ушло, тут Грозный и помер… А наши ведьмочки разлетелись кто куда, благо к тому времени воронежский шабаш намечался, и им следовало поспешать, если хотели успеть. А они, само собой, хотели. Для всякой ведьмы шабаш – первое дело.
22
К сведению (лат.)
– В 1492 году от Рождества Христова заканчивалась седьмая тысяча лет от сотворения мира. Весь Христианский мир ждал предсказанного многими прорицателями конца света. Но он так и не наступил. По причине того, что семь тысяч лет – слишком малый срок для творения, в которое вложено столько стараний. В то время Андрей снова оказался в Москве, только теперь в положении менее почетном, впрочем, его все вполне устраивало. Главное, бороться за Справедливость, остальное дело десятое…