Но очевидно, судьбе было угодно устроить мне это тяжкое испытание.

Моя тревога превратилась в безнадежное отчаяние, когда шум наверху возвестил о том, что Корделли разбирает баррикады в часовне, и когда после этого наступила жуткая тишина.

Теперь все кончено, подумала я и перестала чувствовать свое сердце. Коварная Дюран предала меня. Все мое тело, от затылка до лодыжек, покрылось холодным потом. Собрав остатки мужества, я начала рассуждать так: успокойся и не поддавайся панике, ведь ты не совершила никакого добродетельного поступка, за который судьба может покарать тебя; ты была и осталась порочной, поэтому у тебя нет причин бояться.

Мои тягостные мысли прервал стон, возвестивший об оргазме Корделли, потом подняли камень, и через мгновение надо мной склонилась Дюран.

— Все в порядке, мой ангел. Ты свободна и можешь получить свою тысячу цехинов. Надеюсь, больше ты не будешь подозревать меня?

— Никогда! — искренне воскликнула я. — Никогда в жизни! Прости меня за этот безрассудный порыв, причиной которого скорее был Корделли, а не ты. Только поскорее уйдем отсюда, я едва не задохнулась в этой могиле.

На плите темнела лужица спермы, оставленная Корделли, а он сам, смертельно уставший, сидел на ступенях алтаря. В эту минуту появился могильщик, Корделли расплатился с ним, и мы вышли из храма. Остаток ночи Дюран пожелала провести в моей постели.

— Этот эпизод навеки связал нас друг с другом, — сказала я подруге, — он стал печатью, скрепившей наше взаимное доверие. Теперь-то мы никогда не расстанемся.

— Я же говорила тебе, — улыбнулась Дюран, — что вместе мы причиним людям много зла.

— А что, если бы на моем месте была другая женщина? Неужели она так бы и осталась в склепе?

— Непременно. Кстати, Корделли предлагал мне две тысячи цехинов, если я соглашусь оставить тебя в этой яме.

— Тогда надо найти для него хорошенькую девицу и попросить его повторить это представление.

— У тебя уже есть такая.

— Кто же она?

— Элиза.

— Как ты безжалостна к моим служанкам! Наверное, это и есть ревность?

— Нет, но я не хочу, чтобы возле тебя был еще кто-то и чтобы ты подумала, что этот кто-то любит тебя больше, чем я. К тому же, разве тебе не надоела эта стерва? Я оставлю тебе другую, зачем тебе две служанки? Я вполне могу заменить вторую, если уж ты не можешь заснуть, пока тебя не обнимут две лесбиянки.

— Твой план меня возбуждает, но все-таки в нем есть что-то мерзкое.

— Но это лишний раз говорит в его пользу, — тут же вставила Дюран, — ибо большие удовольствия рождаются, когда мы преодолеваем отвращение. Позови ее, мы развлечемся с ней и во время ласк мысленно приговорим ее к смерти; я безумно люблю такие коварные шуточки.

— Ах, Дюран, ты меня сделаешь настоящей львицей и заставишь совершать немыслимые злодеяния.

— Скажи лучше, что я готовлю для тебя немыслимые наслаждения.

Появилась Элиза, прекрасная как всегда — живой образ Любви; она послушно легла между нами, и Дюран, которая до сих пор видела ее только мельком, с удовольствием принялась ласкать девушку.

— Клянусь честью, это настоящий вулкан сладострастия, — сказала злодейка, целуя Элизу. — Положи ее на себя, Жюльетта, пусть она щекочет тебе клитор, пока я буду ее содомировать. Ого, какой обольстительный зад, как будет рад наш коммерсант, увидев эти несравненные полушария!

И блудница, пощекотав язычком притаившуюся между ними норку, вставила в нее свой хоботок.

— Сегодня я двенадцать часов кряду занималась телесными утехами, — сказала она, — и, казалось бы, должна была утомиться, но не тут-то было: я чувствую себя так, будто отдыхала весь день.

— Представь себе, я тоже, — шепотом призналась я. — Это, наверное, наш замысел так благотворно действует на нас, Дюран. — После чего я удвоила свои ласки, Дюран живее заработала своим клитором, и наша служанка первой испытала извержение. Почувствовав судорожные спазмы девушки, моя подруга резко отстранилась от нее и обрушилась на бедняжку за то, что та помешала ей своим оргазмом.

— Обязанность жертвы, — со злобой проговорила она, сопроводив эти слова пощечиной, — подчиняться и угождать; она не имеет право разделить удовольствие госпожи. Ты — мерзкая тварь, ты — шлюха бессовестная, и я научу тебя примерному поведению.

Я держала девушку, а ведьма в продолжение четверти часа порола ее. Элиза не впервые столкнулась с такой прихотью, она частенько получала порку от меня, но никогда еще ее не избивали с такой жестокостью.

— Ты же испортишь ей всю задницу, — недовольно заметила я, — а завтра Корделли…

— Шрамы ему больше нравятся, они ускоряют его эрекцию.

Ноги Элизы были в крови, и буря наконец стихла; Дюран предпочла содомировать меня, а в преддверии извержения захотела целовать истерзанные ягодицы нашей жертвы.