– Должен вам заметить, что ведете вы себя крайне некорректно, я бы даже сказал – вызывающе! Для соумианцев вежливость – это главное, они считают ее наивысшей из добродетелей.

– Как? – закричал Глауен. – Еще двадцать минут назад вы намеревались ворваться сюда в черном платье и чепце с лентами, которые хлопали вас по щекам, как собачьи уши! И утверждали, что совершенно неважно, что о вас подумают!

– Да, утверждал! Но лишь потому, что я человек высшего класса, принадлежность к которому люди распознают мгновенно.

– Но клерк, кажется, вас едва заметил.

– Мы принадлежим к слишком разным классам.

– В таком случае поговорим об этом после, когда встретимся с президентом Вамбольдтом.

– Это меняет дело. Но я привык, чтобы мне верили на слово, – Каткар глубоко вздохнул и расправил худые плечи. – Да я и не жалуюсь, поскольку всегда смотрю вперед, и потому, когда мы встретимся с президентом, разговор поведу я, ведь именно я располагаю всей необходимой для этого информацией.

– Как хотите. Но полагаю, что о смерти сэра Денцеля вы не скажете ничего, ибо это ограничит свободу ваших действий.

– Я сам решаю, что говорить, а что нет, – холодно остановил Глауена Каткар. – Надо иметь и запасные ходы.

– Тогда вот еще: не забывайте, что вы действуете не только в своих целях, но и в целях Консервации.

– Это искусственная цель, – проворчал Каткар.

Вернулся клерк.

– Президент примет вас, следуйте за мной.

Всех троих провели по коридору к двери, вырезанной из цельного куска розового дерева, которая мягко открылась от прикосновения клерка.

– Господа, президент ждет вас.

Глауен, Чилк и Каткар вошли в весьма богато обставленное помещение с высоким потолком. Пол покрывал мягкий черный ковер, окна выходили на площадь Парса Панкратора. Слева, рядом с мраморным пилястром, раскинулся малахитовый бассейн причудливой формы, а на его краю на подставке из белого мрамора стоял черный железный бюст основателя банка.

«Какая странная и необычная комната!» – подумал Глауен. В ней не было ни стола, ни сейфа, ни софы, ни дивана, ни даже стульев. Единственным предметом мебели являлся маленький, изогнутый столик на тонких ножках с белой нефритовой столешницей, покрытой тонким слоем воска.

Рядом со столиком стоял человек средних лет и средней комплекции, с тонкой костью, но с порядочным жирком, с холодными карими глазами, длинным острым носом и кожей, такой же бледной и гладкой, как нефритовая столешница. Коротко подстриженные каштановые чуть вьющиеся волосы плотно и красиво обрамляли лицо, делая президента похожим на настоящего античного героя.

– Господа, мне сказали, что дело ваше безотлагательно и требует моего немедленно внимания, – ровным голосом произнес он.

– Именно так! – заявил Каткар и сделал шаг вперед. – Я вижу, вы меня не помните. Я Руфо Каткар, помощник сэра Денцеля со Штромы. У него счет в вашем банке.

Президент оглядел Каткара с видом, с каким натуралист рассматривает незнакомое насекомое, но манеры его смягчились, хотя на лице и не дрогнул ни один мускул.

– Ах, да! Теперь вспомнил. Господин Денцель – джентльмен с ног до головы. Надеюсь, он пребывает в добром здравии?

– Да-да, в добром, насколько оно может быть добрым в наше время.

– Рад слышать. А кто эти господа?

– Это мои товарищи, командир Клаттук и командир Чилк из полиции Кадвола. К сожалению вынужден подтвердить, что наше дело действительно требует немедленных действий, иначе может быть причинен большой ущерб.

– Хорошо. В каком направлении нам стоит начать?

– В направлении счетов сэра Денцеля.

– Ах, да! Меня же предупреждали о вашем неизбежном визите.

С усилием, но Каткар все-таки сдержал удивление.

– Кто дал вам такую информацию?

Президент Вамбольдт уклонился от ответа.

– Давайте пройдем туда, где можно поговорить со всеми удобствами. – Он приблизился к стене и нажал серебряную кнопку – малахит бесшумно заскользил вбок. – Вот сюда, если позволите.

Все прошли через образовавшийся проем в обыкновенный офис, уставленный обыкновенной канцелярской мебелью. Только сейчас Глауен понял предназначение шикарных апартаментов, где они только что были – это было преддверие, где посетителей оставляли на некоторое время, чтобы они, во-первых, могли прочувствовать все величие, а во-вторых, испытали определенную неловкость – сидеть было не на чем.