– Вспомни нонешний разговор! – сказал царь Иевлеву, кивнув на штандарт.

Иевлев вгляделся, понял. Царь все смотрел на штандарт.

– Льстим себя счастливой мыслью, что аллегория сия вскорости будет видоизменена.

Петр поднялся на ют, где у штурвала на ветру прохаживался Рябов, весело крикнул издали:

– Здорово, кормщик!

– Здравствуй, государь! – спокойно и приветливо ответил Рябов.

– Отваливай! – велел царь.

Матросы отпустили канаты, засвистела боцманская дудка, запел сигнальный рожок. Рябов переложил штурвал. Марсовые побежали по вантам – ставить паруса. Петр, сложив руки на груди, строгими глазами смотрел на два иноземных негоциантских судна, быстро бегущих к Архангельску. Потом, проводив их взглядом, пощипывая жесткий ус, велел Иевлеву:

– С сего дня повелеваю иноземным корабельщикам, как проходят мимо Новодвинской цитадели, приспускать оба марселя до половины стеньги!

Подумал и добавил:

– В память о бывшей здесь над шведами виктории!

– На Соловки в скорое время пойду молиться! – сказал Петр, стоя возле плеча Рябова.

Первый лоцман осторожно молчал.

– Возблагодарить господа за победу над шведами, помолиться Зосиме и Савватию – угодникам...

Рябов ничего не ответил.

– Тебе идти шхипером эскадры с нами! – другим, деловым голосом произнес Петр.

Иван Савватеевич быстро взглянул на царя.

– Эскадра немалая, тринадцать кораблей, да с ними два фрегата новых: «Святой Дух» – на нем капитаном Памбург, и «Курьер» – на нем капитаном Варлан.

– А над эскадрой кто пойдет адмиралом?

– Апраксин Федор Матвеевич.

– Что ж, можно! – спокойно глядя вперед, на покрытую пенными барашками Двину, сказал Рябов. – Матросы нынче у тебя, государь, истинные; оно с толком сделано, что поморов набрали на твои корабли. Народ привычный, добежим. Иевлев-то Сильвестр Петрович с нами пойдет?

– С нами.

– Ну и ладно!

Фрегат шел быстро. Вперед смотрящий бил в медный колокол, чтобы случаем не потопить рыбацкую посудинку. Рябов, щурясь, искал взглядом знакомые приметы – часовню, колено реки, избу на взгорье. Петр негромко спросил:

– Боязно было шведский корабль вести, кормщик?

– На смерть, как на солнце, во все глаза не взглянешь, государь! – ответил Рябов. – Все думалось: жить еще буду, не помру. Так и сталось, живу, да только вот от тебя милость – ребята на улице кричат: «Бублий горяч, бублий горяч!»

Царь засмеялся, объяснил:

– Не бублий горяч, а Публий Гораций Коклес, римлянин достойнейший. Сей римлянин вначале с Герминием и Ларцием, а позже един защищал мост на реке Тибр против этрусков, пока мост позади него не был разобран. Гораций тогда бросился в реку... Римляне позже поставили ему памятник.

– Ишь ты! – сказал Рябов. – Большое дело... И давно приключилось?

– Годов с тысячу назад, а то и более.

Кормщик присвистнул.

– Не оробел, значит, мужик! – сказал он погодя. – Тоже, небось, думал: спасусь, дескать...

Сзади, постукивая костылем, к штурвалу подошел Сильвестр Петрович, сказал, что время позднее, как раз к спуску корабля на верфь только поспеть, там, наверное, заждались. Вдали уже блестели маковки архангельских церквей.

– На верфь пойдем? – спросил Рябов.

– Разворачивай на верфь! – велел Петр.

Аггей Пустовойтов закричал в говорную трубу командные слова, матросы резво разбежались по местам. Была видна соломбальская верфь и стоящий возле нее на якорях военный флот. На утреннем свежем ветре реяли кормовые андреевские флаги, на мачтах развевались вымпелы, матросы ведрами скатывали палубы, с кораблей доносилось пение рожков, треск барабанов. У Петра дернулась щека, он впился взглядом в корабли, толкнул Иевлева:

– А? Ничего не скажешь! Эскадра!

Фрегат выполнил маневр, лег на галс. Опять зашелестела вода за кормою, ветер резко засвистал, в снастях. Корабли эскадры словно росли на глазах, делались больше, выше, мощнее. Уже блестели на солнце медные погонные и ретирадные пушки, уже виднелись в раскрытых портах стволы тяжелых орудий, уже слышны были командные слова капитанов, выбежавших на ют, чтобы видеть государев фрегат.

– Хороши корабли? – хриплым от волнения голосом спросил царь Рябова.

– Потрудились ничего! – ответил кормщик. – Построили. И шведу не дали пожечь, тоже потрудились. Вот он нынче и есть – флот!

Проснувшись со светом, Ванятка Рябов протер кулаками глаза, дважды сладко зевнул и хотел было спать дальше, но вдруг вспомнил свое нерушимое решение и сразу сел на лавке, испугавшись того, что сам определил для себя.