– Вот вам и доказательство! Любопытства много, а мозгов чуть. Прирежь его, Хвост, и пошли дальше! – приказала Рыжая повелительница.

Собираясь прикончить лазутчика, карлик лениво потянулся к охотничьему ножу, но Бормоглотик решительно оттолкнул его ножнами кладенца. Толчок не был сильным, но дюжий карлик отлетел на метр и едва не свалился в ров – настолько действенной была скрытая в Мече магия.

– В следующий раз, когда вздумаешь убить безоружного, тебе не поздоровится! – пригрозил Хвосту кошачий мутантик.

– Если б не волшебный Меч, я бы положил тебя на одну ладонь, а другой прихлопнул! – с затаенной злобой пробормотал молодой вождь.

Трюша взглянула на коренастого карлика, чьи плечи были лишь немногим уже, чем его рост, и поняла, что без кладенца ее жениху пришлось бы туго.

Сморщенный человечек, которому кошачий мутантик спас жизнь, упал на колени и попытался облобызать ему ногу.

– Перестань унижаться! Вставай! – рассердился Бормоглотик.

Он наклонился, взял атланта за плечи и поднял его, но стоило ему отнять руки, как тот вновь упал перед ним в пыль, что-то быстро лопоча.

– Ну что будешь делать с этим народом! Понять бы, что он хочет сказать! – развел руками мутантик.

– Как говорил Вильям Шекспир: «Спокуха, Бормотуха!» Я постараюсь перевести! – вызвался Отелло.

– Разве ты знаешь язык атлантов?

– Неужели я похож на полиглота, который знает много языков? – обиделся брюзга-лобастик. – Зато я неплохой телепат, а способ мышления у людей и мутантиков один и тот же.

– Способ мышления – это как? – спросила Трюша.

– Каждое слово – это или образ, или отвлеченное понятие, или действие… – начал объяснять Отелло. – Например, когда ты говоришь «стол» – все равно на каком языке, – в сознании на несколько мгновений вспыхивает образ обобщенной штукенции на четырех ножках. Перехватив его, я понимаю, что речь идет о столе. Когда ты говоришь «бежать» – то представляешь, как сам бежишь или как кто-то бежит. Это действие…

Из всех лобастиков наш ворчун лучше других владел универсальным языком мышления. Эта способность позволяла ему находить общий язык с животными и птицами, общаясь с ними образами.

– А если я думаю «добро», или «красота», или «истина», или что-нибудь, чего нельзя представить? – заинтересовалась Трюша.

– «С первого выстрела – пяткой в глаз!» – как сказал бы Шекспир, – отозвался Отелло. – С отвлеченными понятиями сложнее. Например, если «больше» или «меньше» можно как-нибудь вообразить, то «истину» или «честность» никак не представишь.

– Раллахба Бормо-го-го! Кызисюн бурдух а долле фуса! – внезапно быстро заговорил атлант, через каждые несколько слов кланяясь Бормоглотику.

Не тратя времени на дальнейшие объяснения, Отелло стал переводить гнусавым голосом, как у переводчика пиратских видеокассет.

– Он спрашивает, почему ты долго не приходил? Они тебя ждали.

– Ждали меня? – поразился мутантик.

Лобастик передал его вопрос языком образов и вскоре получил от атланта ответ:

– Фундук азюк исрук малон! Фофира тютюк лшен. Раллахба Бормо-го-го!

– Он утверждает, что тебя зовут Бормо-го-го и ты пришел спасти Атлантиду.

– Бормо-го-го? Что за дурацкое имя! Бормо-го-го! Наверно, какого-нибудь осла так зовут! – нарочито засмеялся кошачий мутантик.

Он надеялся, что и остальным это покажется забавным, но спутники смотрели на него как-то странно.

– Бормо-го-го и Бормоглотик – звучит похоже… – сказала Трюша.

– Мало ли на свете совпадений? Откуда им было знать, что я появлюсь? – упрямился ее жених.

– Апрепун бубяка задудул фиска, Бормо-го-го бежаки с нубруску!

– Атлант говорит, он младший жрец храма, – перевел Отелло. – Существует легенда, что явится Бормо-го-го и спасет их.

– От чего спасет?

Лобастик задал вопрос атланту, и тот, не смутившись, что отважный герой не знает, какой подвиг он должен совершить, быстро заговорил. Когда он замолчал, Отелло пожевал губами, соображая, что к чему, и сказал:

– Я не все понял, но, кажется, в океане живет огромное чудовище, которое поднимается из пучины и уничтожает флот атлантов. Островитяне полностью зависят от флота: если у них не будет кораблей, они погибнут. А это чудовище разлеглось где-то неподалеку и мешает им выйти в океан. Атланты зовут его Мерзольдой. Из-за него они не могут привезти хлеб и боятся ловить рыбу.

– Ты точно переводил? Без отсебятины? – спросил Бормоглотик.

– Не доверяешь – сам переводи! – обиделся лобастик.

– Странно, что они верят в каких-то Мерзольд! – поморщился Пупырь. – Дурацкие суеверия! Тьфу, тьфу через левое плечо, чтоб не сглазить!

– Ты не веришь, что Мерзольда существует, и это после того, как нас самих едва не съело океанское чудовище? – удивилась Трюша.

У шерстюша недовольно замерцал нос. Было видно, что он продолжает упрямиться.

– В наши мутавремена все возможно, а здесь ведь экология нормальная. Настолько нормальная, что мне скоро придется есть фрукты и овощи вместо привычного мыла и стирального порошка, – заявил он.