– Честнее было бы тянуть жребий, кто рискнет собой, – пробормотал он.

– Я адмирал, мне не нужно быть честным. Кроме того, если кого-то обгрызут, лучше, чтобы два компетентных разведчика позаботились о пострадавшем, чем один компетентный разведчик и один безумный старый тюфяк. Правильно?

Чи сверлил Яруна взглядом, добиваясь согласия. Тот пожал плечами и посмотрел на меня – нашел тоже время апеллировать к моему более высокому званию!

– Ладно, – вздохнула я. – Высадимся там, где можно ожидать нападения крупных хищников. Что еще?

– Я буду в защитном костюме, но без шлема, – заявил адмирал. – Проведу проверку атмосферы и бактерий.

– Костюм без шлема бесполезен! – взорвалась я. – Это то же самое, как если бы вы высадились нагишом.

– Ты бы, конечно, хотела этого, – ухмыльнулся Чи. – И все же я надену вашу форму – потому что достоин ее. Разве теперь я не разведчик?

– Надо полагать…

– То-то же, – он поднял кружку. – Вот что значит «расходный материал». – Он дождался, пока мы тоже подняли кружки, с хлюпаньем допил шоколад и, продолжая движение рукой, швырнул кружку об стену. Она разбилась, во все стороны брызнули осколки. – А теперь вот это значит «расходный материал».

Меня разбудили звуки аплодисментов и далекие крики:

– Браво! Брависсимо!

Менее сдержанные зрители принялись свистеть и улюлюкать. Жизнерадостные вопли становились все громче, и в конце концов я откинула одеяло, подбежала к компьютеру и нажала кнопку выключения.

Давно известно, что если будильник каждое утро звонит одинаково, очень скоро ты перестаешь обращать на него внимание и спокойно спишь дальше. Вот почему на прошедшей неделе меня будили самые разные звуки: жужжание миллионов пчел, гудение волынки, песни китов, грохот разрушения башни, крики жертв землетрясения, государственный гимн какого-то безвестного дальнего мира, исполняемого хором двухсот детских голосов. Однако хуже всего то, что любой сигнал вначале звучал еле слышно и постепенно становился все громче, так что удавалось поспать не больше минуты, прежде чем окончательно проснешься.

А еще – в эту минуту снятся самые настоящие кошмары.

Только я залезла в душ, как послышался сигнал вызова. Некоторое время я притворялась, что не слышу его, но он гудел все громче. Как-то на втором году своего пребывания на «Палисандре» я заткнула уши, надеясь, что гудок рано или поздно смолкнет; однако, прежде чем это случилось, звук достиг такой мощи, что от вибрации разбилось одно яйцо из моей коллекции.

Ругаясь, я выключила душ, завернулась в полотенце и направилась к коммуникатору, чтобы ответить на вызов.

На экране возникло ухмыляющееся лицо лейтенанта.

– Утро доброе, разведчик. Надеюсь, не помешал?

Разумеется, он видел, что волосы у меня влажные, а тело обмотано полотенцем, но Хакви есть Хакви.

– Через пять минут выходим на орбиту Мелаквина, – сообщил он. – Есть какие-нибудь конкретные пожелания?

– У меня есть для тебя конкретные пожелания, но не думаю, что они физически осуществимы.

– Неужели я должен напоминать, что умышленная грубость офицера квалифицируется как «неприличное поведение»? В особенности, если я всего лишь выполняю свой долг. Тебя что, так путает эта высадка?

– Еще одно слово, Хакви, и вот что я сделаю. Покажу адмиралу свою коллекцию и объясню, что он получит любое из маленьких хорошеньких яиц, если немедленно переведет тебя в корпус разведчиков. Думаю, он успеет это сделать, Хакви, и тогда ты вместе с нами отправишься на Мелаквин.

Экран опустел, я громко рассмеялась. Наши космонавты очень восприимчивы к дешевым театральным эффектам.

Я слишком долго провозилась, высушивая волосы и стараясь аккуратно уложить их. Вообще-то следовало постричься еще несколько недель назад, но я не хотела делать этого на корабле – парикмахерша «Палисандра» вообразила, будто имеет право высказываться по поводу моего внешнего вида и давать советы, как улучшить его. («Все, что требуется, это подходящий макияж, не слишком яркий, телесного цвета, и пятно будет не так бросаться в глаза. Что, если тебе зачесывать волосы на эту сторону? Или длинная челка? В самом деле, Фестина, я же просто хочу помочь тебе. Совсем немного усилий, и никто не будет ничего замечать».)

Быстро, быстро, и вот я уже почти у двери. Как вдруг до меня дошло – возможно, я никогда больше не увижу свою комнату. От этой мысли дрожь пробежала по спине. Моя коллекция! Две тысячи триста шестьдесят четыре яйца!

А если я погибну? Вдруг капитан позволит экипажу рыться в моих вещах и брать себе все, что понравится? Они наверняка будут грубо обращаться с моими сокровищами, смеяться надо мной за то, что я собирала такие бесполезные вещи.

А может, Хакви придет сюда с тележкой, побросает в нее все мои яйца – шмяк, шмяк, шмяк, – а потом выбросит в космос, точно мусор, и они полетят за кораблем в «хвосте» «сперматозоида».