Вечером позвонила Беата.

— Ты уже читала «Мангеймер морген» [10] ? — спросила она.

Я сразу заподозрила неладное и спросила нарочито равнодушным тоном:

— Да, а что?

Беата обожала обсуждать скандалы.

— Ты читала «Убийство в доме учителя»?

— Не знаю, — пробормотала я, — может, и читала, уже не помню.

— Представляешь, — затараторила Беата, — это же дом Райнера Энгштерна, которым ты недавно интересовалась! Его жену застрелили, а сам он ранен. Я слышала, она сильно пила. Слушай, а вдруг он ее убил и легко ранил себя в ногу, чтобы отвести подозрения?

— Думаешь? — спросила я.

— Вообще-то он произвел на меня очень приятное впечатление, когда выступал в нашей народной школе в прошлом году. Но все убийцы выглядят безобидно.

Мне очень хотелось вступиться за Витольда, но кое-что я еще соображала.

— А там ничего не говорилось о постороннем человеке? — спросила я.

— Точно, — ответила Беата. — Это могло быть самое заурядное ограбление, просто полиции еще не удалось установить, что украли. А вообще мы сегодня долго обсуждали этого Райнера Энгштерна. Говорят, у него что-то было с одной ученицей. Хотя симпатичный учитель всегда становится предметом сплетен.

Я решила, что до сих пор все складывается удачно. Разыскивали худощавого мужчину, и я впервые в жизни обрадовалась, что у меня такой большой размер ноги. Официального обвинения Витольду еще не предъявили. Его жена действительно была алкоголичкой, я оказалась права. Этот брак наверняка нельзя было назвать удачным. А если бы у Витольда имелась любовница, то я бы знала о ней после стольких вечеров наблюдения. Однако он всегда был дома совершенно один. Значит, у меня еще оставалась надежда, хотя я совершенно не представляла себе, чего ждать дальше. И как я теперь покажусь ему на глаза? Оставалось надеяться на случай.

Прежде всего нужно было узнать как можно больше о ходе следствия. Теперь я каждый день покупала местную газету. Мне попалась короткая заметка: полиция рассматривала несколько версий.

Возможно, Витольд уже арестован. Я несколько раз звонила из телефонной будки в Мангейме. Чаще всего никто не брал трубку. Два раза к телефону подошел сын:

— Максимилиан Энгштерн слушает. — В его голосе слышались отцовские интонации.

В выходные я решила навестить Беату, чтобы выяснить, что ей известно. В отличие от меня она способна долго и непринужденно болтать. Это-то мне и было нужно.

— Приходи, — сказала Беата. — Лесси тоже здесь. Мы думаем пойти в кино.

Я не горела желанием видеть инфантильную беременную Лесси. Но, с другой стороны, она могла что-то знать о судьбе Витольда от своей подруги, которая дружила с его сыном Максом.

Вначале Лесси только и говорила, что о своей беременности, которая должна была длиться еще добрых восемь месяцев. Плевать я хотела на то, как она назовет свой несчастный эмбрион! Но нужно было выглядеть приветливой и поддерживать идиотскую беседу. Мои предложения серьезно не рассматривались: Лесси решила подыскать ребенку арабское или древнеримское имя.

Неожиданно именно Беата перевела разговор на семью Энгштернов:

— Если родится мальчик, ты можешь назвать его Витольдом.

— Боже мой, после этой жуткой истории! — с отвращением воскликнула Лесси. — Мама, как тебе могло такое в голову прийти?

— Но ты же не считаешь его убийцей? Кстати, не слышно ли чего-то нового по этому делу?

Лесси сообщила нам, что еще вчера позвонила ее подруга Ева и сказала, будто Макс Энгштерн просто убит горем. Похороны Хильке будут завтра, так как тело очень долго находилось на судебно-медицинской экспертизе. Сегодня должен вернуться из Турции его брат, которого удалось найти после того, как дали объявление по радио.

— А что слышно об их отце? — спросила я. Лесси ответила, что его два дня продержали в больнице, допрашивали, но уже отпустили домой. Ему запрещено уезжать. Сейчас он в состоянии сильнейшей депрессии.

Я поинтересовалась, известно ли полиции, кто убил женщину.

По словам Лесси, у Энгштерна был провал в памяти. Похоже, его не подозревают, но требуется заключение психиатра.

— Так, значит, его все-таки подозревают, — возразила я.

Беременная студентка Лесси пожала плечами:

— Честно говоря, на старика мне плевать. Кого мне действительно жаль, так это Макса и его брата Кристофа, хотя я с ним едва знакома. Страшно представить, что чувствует человек, у которого убили мать!

Я заявила, что она была алкоголичкой.

— Ну так что же? — спросила Беата.

— Мать есть мать! — набросилась на меня юная Лесси.

Я предпочла оставить эту тему.

Целых четыре недели я не появлялась в Ладенбурге. Было нелегко, тем более что на шее опять висел Дискау, которого требовалось выгуливать по вечерам. Раздолье для него кончилось: мы больше никуда не ездили на машине, и только однажды ему удалось погулять вокруг квартала и немного понюхать стволы платанов. Я боялась, что за домом Витольда следят, а телефон прослушивают. Местные жители могли узнать если не меня, то по крайней мере мою машину или собаку.