Шрифт:
Как ни страшно это звучит, я привык к жестокости. И к бесстрастной жестокости отчетов, и к жестокости полной чувства повести.
Но я, пусть это звучит самонадеянно, достаточно… м-м… неглуп, чтобы из-под кровавого слоя чувств извлечь зерно истины. Их, истин, много бывает даже в одной фразе. Но здесь главная истина в том, что мы — похожи. Стало быть, я сумею их понять.
Я хочу понять.
Я — смогу.
АХА — НАЧАЛО
…На этот раз Волк забрался далеко на юг, к озерам. Недаром забрался, довольно думал он про себя: зверье здесь непуганое, а в озере рыбины водятся — загляденье: одну он добыл — руками поймал, подцепив под жабры, — прямо у берега в мелкой, по колено, воде — здоровенная, и чешуя отливает полированной медью. Рыбину он спек на углях, скупо посыпал горячее розоватое мясо крупными серыми крупинками соли и съел. Всю. Кости только остались да пригоршни три крупной медной чешуи — хоть монисто делай. Вечерело, торопиться было некуда, а потому Волк, которого от сытости тянуло в сон, пристроился у костра, завернулся в меховой плащ — осень есть осень, по ночам подмораживает иногда — и заснул.
Сладко спалось на сытый желудок, и проснулся Волк, только когда солнце уже стояло высоко над горизонтом. Полежал немного — на осенний холодок из-под теплого меха, говоря по чести, не хотелось совсем, — потом решительно поднялся, потянулся блаженно…
И тут увидел.
Черные, нет, очень темные, как дымчато-просвечивающие кристаллы, в которые шаманы смотрят, чтобы видеть духов ушедших, прямо из тела горы вырастали башни — в зубчатых венцах, с тонкими иглами шпилей. Кое-где меж башнями были переброшены легкие кружевные мосты, арки, вились высокие лестницы… И все это казалось — живым.
Что-то я не понимаю — Гортхауэр ведь вырастил достаточно страшный замок, да и описания времен Белериандских Войн говорят отнюдь не об ажурном легком сооружении… Или, может, он подошел с севера, а там фасад был совсем иной? Угрожающий — для врагов, манящий — для тех, кого надо было привлечь?
Волк долго разглядывал это, неведомое, невиданное, пытаясь понять. Что ж это творится-то? Вечор еще не было ничего такого, и вот — нате вам… Он сдвинул брови, теребя тонкий ремешок оберега, задумался тяжело.
И тут вдруг его осенило: это бог. Потому что больше никому не под силу выстроить за ночь вот такое. Бог поселился у Трехглавой Горы, Небесный Вождь, Ннар'йанто.
Волк, не отводя глаз от невероятного чертога, подхватил копье и двинулся на север, то и дело оглядываясь через плечо — не исчезло ли чудо. Надо было спешить. Надо было рассказать людям — он вернулся, Небесный Отец ирайни-Лхор…
…И, разумеется, никто ему не поверил. Старейшины, и вождь, и колдун — все они выслушали его рассказ. Внимательно. Не перебивая. И — не поверили. Потому что никто с незапамятных времен не видел богов, ходящих среди людей.
И конечно, не поверили молодые охотники, которым за чарой медового хмельного напитка уже заплетающимся языком Волк поведал о горной обители. И тогда, ударив кулаком по дубовой щербатой столешнице, Волк побился об заклад на копье, охотничий нож и голову в придачу, что не врет.
Копье было доброе, нож — прадедовский еще, из странного светлого железа, которое не брала ржа.
Ойе! Да чему же было Мелькору тогда их учить, ежели у них ТАКОЕ железо было? Это они еще до него выплавляли железо, подобное тому, что делали эльфы да гномы времен расцвета Эрегиона!
И еще — «Небесный Отец вернулся»… Значит, они его и прежде знали? Значит, знали… И те, кто поклонялся ему и принимал его дары, и те, кто бежал от его Тени…
Голова немедленно была признана наименее ценным и как заклад отвергнута с негодованием.
— А ты отведи туда — поглядим! — веселился Дарайна, второй сын вождя.
— И отведу! Хоть поутру! Хоть прям счас!
— И отведи!
— Отведу! — рявкнул Волк и еще раз с размаху шарахнул кулаком по столу. Для убедительности, надо полагать.
Вызвались чуть не все — «непременно поутру», как заявил Дарайна. На трезвую голову, однако ж, поостыли: с Волком идти решили человек пять, да и те поход отложили на пару дней.
— Чертоги там, не чертоги, — рассудительно басил Борг-Медведь, — а коли охота хорошая — что ж, можно и сходить… только, того… собрать надо кой-чего в дорогу — путь-то неблизкий…
…Всю дорогу Волка не оставляла мысль, что чудо невиданное как явилось, так и пропасть может — поди докажи потом, что не примерещилось… он уже и сам не был в этом уверен: Дарайна зря времени не терял и неустанно веселил компанию рассказами о разных героях, которые, мухоморчиков нажравшись, беседовали с богами, летали по небу и прекраснейших дев из небесных чертогов… того… ну, ясно, в общем. И никто, представляете, ну совершенно никто почему-то им не верил! С чего бы это?..
А он был молодым Волком. И Волчонком его перестали называть всего полтора года назад. И жгуче благодарен он был иро-Бъоргу за его: «Ладно, парень, дойдем — поглядим, чего там за чертог такой…»
И поглядели. Волк в душе возблагодарил Ннар'йанто — подумать страшно, что было бы, если бы это чудо пропало! Да Дарайна его б после этого со свету сжил своими насмешками — и так солоно пришлось… Чувство облегчения было столь велико, что он почти не ощутил того благоговейного восторга и изумления, которое испытал в первый раз. Зато остальные!.. Волка так распирало от гордости, будто он сам, собственноручно построил горный замок.