Ее глаза смеялись, и, господи помоги, Ноэль приблизился и наклонился к ней. Она взяла его руку в свои, и глаза ее уже не смеялись. Магическое притяжение, что всегда существовало между ними, обратилось в желание, которое оба подавляли двадцать лет. У него задрожали губы — так ему хотелось ее обнять, но он все еще боролся. Однако их тянуло друг к другу, как два магнита, и он уступил все подавляющей жажде обладания, раскрыв ей объятия. Кэти упала в них и подняла лицо, чтобы губы их встретились.

— Кэти, — прошептал он хрипло.

Ноэль приник губами к ее рту сначала с бесконечной нежностью, которая уступила место чувству более сильному и требовательному. Кровь Кэти разливалась по жилам теплым медом, медленно и томительно, и она отдалась его поцелуям и ласкам. Вот наконец она и дома. И какой же он чудесный, этот дом. Тело ей уже не принадлежало. Никогда не испытанные ощущения обуревали ее: жгучий голод, мучительное напряжение пронизывало всю ее от шеи до больших пальцев ног. Все, что было в них с Ноэлем разного, противостоящего, вдруг расплавилось в огне невыносимой, непреодолимой жажды обладания. Он был ее героем, ее любовью. Ее жизнью. Она потратила даром столько времени из-за одного импульсивного поступка.

Больше она не потеряет и минуты. И наверстает упущенное.

Сейчас Кэти хотела только чувствовать, не думая ни о чем. Ведь она чуть с ума не сошла, представляя, как все могло быть и чего не случилось в ее жизни. Ноэль на мгновение оторвался от нее, и глаза их встретились. Кэти провела пальцами по морщинам, оставленным на его лице усталостью. Дыхание их участилось, и они теснее прижались друг к другу. Кэти ощущала все его тело, а ее собственное сгорало от желания, которое еще никогда не было удовлетворено полностью.

— Кэти, — произнес он снова, и самый звук ее имени звучал лаской на его губах, которые только что ласкали ее рот, — это ведь глупо.

— Пусть я глупа, — сказала она печально, — но я ждала тебя всю мою жизнь.

Взгляд Ноэля проникал в самое ее сердце.

— Значит, для тебя неважно, что я роялист?

— Да будь ты хоть самим дьяволом во плоти, — прошептала Кэти. Да, ей было все равно. Ведь это Ноэль, больше ей ничего не требуется знать.

Он стал развязывать ленты на ее корсаже, и ей казалось, что естественнее этого ничего быть не может. Внезапно Ноэль остановился.

— Наверное, нам лучше подняться наверх.

— Прекрасная мысль, — ответила Кэти и, придерживая одной рукой корсаж и юбку, другую вложила в его ладонь.

— Я люблю тебя, Кэти, — сказал он позже. В его голосе звучало и удивление, и еще что-то, от чего она вздрогнула.

Кэти попыталась улыбнуться, но это была неудачная попытка. Она любила его, любила так давно. И теперь боялась того, что последует через несколько мгновений. Кэти хотела остановить время и потянулась к Ноэлю, чтобы поцеловать его. Это было ее признание в любви. Губы их стали мягче, неистовость желания несколько утихла, но отчаяние, которое усиливало жажду обладания друг другом, осталось.

Наконец Ноэль оторвался от нее. Сидя на краю постели, он так крепко стиснул ее руку в своей, что, казалось, никакая сила не заставит его разжать ее. Но выражение его лица, тревожное, почти отчаянное, пугало.

— О Кэти, я не хотел, не хотел, чтобы это случилось. Во всяком случае, сейчас.

Она тоже села, забыв о своей наготе.

— Но почему? Мы можем теперь вместе уехать домой.

— Ты уедешь домой, — сказал он. — Если я действительно тебе не безразличен, ты уедешь.

Кэти увидела боль в его глазах, и эта боль пронзила ее, уничтожая радость, которую она только что испытала. Он бы не стал просить ее уехать, если бы не жизненная необходимость. Надо быть непроходимой дурой, чтобы думать иначе.

А если это важно для него, значит, для нее тоже. Теперь она с ним связана неразрывно, и это как долг, как обещание верности и преданности.

— Хорошо, — сказала она. — Я буду ждать тебя дома.

От его улыбки у нее защемило сердце — такая это была благодарная, печальная, сожалеющая улыбка. Ноэль был так красив, так предан тем, кто его любил, и принципам, в которые верил. Если это другие принципы, чем у нее, ну что ж, значит, у него для этого есть свои причины и они, разумеется, благородны.

Ноэль наклонился и поцеловал ее. Это была чистая, сладостная и нежная любовь, которая трогала душу и наполняла жизнь смыслом.

Роджер Гэмбрелл сидел в своем экипаже, не сводя глаз с двухэтажного кирпичного особняка. Он ехал с визитом к миссис Кэнтрелл, когда увидел, что перед домом Тэйлоров остановился фаэтон. Из любопытства он остановился тоже. Из фаэтона вышел доктор Марш, позвонил в дверь и вернулся к своему экипажу вместе с таинственной миссис Кэтрин Кэнтрелл.