С тех пор как Болан выехал из Питтсфилда, Джонни и Вал жили на конспиративной квартире. Их жизнь подвергалась большой опасности. Синдикат с наслаждением стер бы их с лица земли только ради того, чтобы насолить Болану, а скорее всего он использует их в качестве приманки, чтобы заманить Мака в ловушку. Такой трюк мафия уже однажды проделала... В Бостоне.

Лео Таррин был единственной надеждой этой пары и — до сих пор — ее ангелом-хранителем. Как капореджиме питтсфилдской семьи мафии, он был в курсе всего происходящего в регионе. Ну, а в качестве глубоко законспирированного агента ФБР, он мог предпринимать дополнительные шаги, чтобы обеспечить безопасность Вал и Джонни.

Мак же давным-давно решил, что самое лучшее, что он может для них сделать, — это уйти из их жизни и больше никогда в ней не появляться. Разумеется, выполнять это решение временами было трудновато.

Джонни не должен был угрожать оружием преданному Лео Таррину — пусть даже оружие было игрушечным. Это просто неслыханное нарушение этики! И Джонни, несомненно, понимал это не менее ясно, чем Болан-старший.

Так что было совершенно ясно: в Питтсфилде произошло что-то из ряда вон выходящее.

Настроение Мака ничуть не улучшилось, когда через несколько секунд Розарио Бланканалес с мрачным видом отложил телефонную трубку.

— Мне это не нравится, — сказал он. — Я все сделал по твоей инструкции, но трубку никто не подымает. Тони не отвечает, сержант.

А это уже не походило на Тони.

Губы Болана плотно сжались.

— Ей придется подождать, Политик.

— Что?

— Тони придется подождать, пока мы не разберемся со Стоунхенджем. Она справится. Она одна из нас. Мы проверим, как у нее дела, как только освободимся. А пока что...

— Да, — горько прошептал Бланканалес, — пока ей придется сражаться в одиночку...

«Стоунхендж» располагался на восточной окраине пригорода Сент-Луиса. Некогда здесь был центр процветающего фермерского хозяйства, но землю давным-давно поделили и отдали под застройку. Здесь селились люди, мечтающие избавиться от стрессов и дискомфорта жизни в большом городе и обладающие достаточными средствами, чтобы эту мечту осуществить.

«Стоунхендж», разумеется, был кодовым названием, которое Гаджет Шварц присвоил скопищу обнесенных каменной стеной старых построек, напоминающих о славном сельскохозяйственном прошлом этой местности. Центральное здание поражало размерами и производило величественное впечатление. Его создатель явно черпал вдохновение в европейских архитектурных традициях, а заказчик, видимо, отдавал предпочтение стилю средневековых замков и баронской вольницы. Построенное из бутового камня и огромных тесанных бревен, трехэтажное строение венчалось мансардной крышей с куполом и огороженной галерейкой вокруг него.

Всевозможные служебные постройки, по большей части каменные, за исключением относительно-новой конюшни и загона для скота теснились на заднем дворе. Огороженный изгородью участок был сравнительно ровным, если не считать нескольких холмов да небольших дубовых и ивовых рощиц, не дававших этому сельскому поместью, раскинувшемуся на десяти акрах земли, выглядеть монотонно и безлико.

Вдоль западного и южного участков ограды тянулись густые лесозащитные полосы, образующие как бы вторую, естественную ограду.

Поместье недавно было приобретено дочерним предприятием компании, именуемой "Мид-Миссури «Мортидж Холдинг компани», в свою очередь являющейся филиалом «Мидуест Мортидж Бэнкерс Груп, Инк.», входящей в «Америкэн Ассошиэйтс Холдинг корпорейшн», чьи депозиты размещались в некоем швейцарском банке, а распоряжалась ими группа железных старцев в Нью-Йорке, известная представителям закона как «Коммиссионе».

«Стоунхендж» был крепостью в чистом виде.

Очевидно ему предназначалась роль столицы новой империи Среднего Запада, которую так старательно возводили на равнинах Миссури те самые безжалостные старцы, чьи владения и так простерлись от одного океана до другого — через всю страну, давным-давно отвергнувшую идеи феодализма и идеалы баронской вольницы.

Мак Болан почитал для себя делом чести не дать этим планам осуществиться.

Часто подаваемая в романтическом свете, идея мафии была, в сущности, живучим отголоском закона джунглей, согласно которому выживает сильнейший, и который был отброшен просвещенным человечеством несколько поколений назад.

«Стоунхендж» являл собой материализовавшийся символ этого отголоска.

Мафия фактически является феодальной структурой, основанной на убеждении, что из всех людей самый сильный, дерзкий и безжалостный заслуживает того, чтобы его признавали «вождем», «предводителем», «королем», и что все остальные должны перед ним склониться, покориться его воле и покорно ждать его благосклонности, если он пожелает таковую проявить.

Благосклонность же «короля» проявлялась в том, что он наделял самых верных своих приспешников «наделами», в которых те организовывали ту же самую структуру, только в меньших масштабах. А там история повторялась.

Разумеется, самые большие выгоды от существования этой пирамидальной структуры доставались на долю того, кто находился на самой верхушке пирамиды. Ну, а поддержание существования пирамиды требовало постоянного использования насилия, принуждения, запугивания, террора.

Словом, не очень демократическая концепция, зато очень древняя.