По случаю «сбора всех частей» была протоплена жаркая русская баня, накрыт богатый стол на открытой веранде. Ольга, конечно, не преминула поворчать по поводу того, что воскресный день мы проводим не в узком семейном кругу, а в шумной мужской компании, но, впрочем, быстро успокоилась — она у меня в этом отношении понятливая. Знает, что у настоящего мужчины много таких дел, в которые женщине лезть не стоит.

Начало разговора я оттягивал намеренно: ждал, пока мужики как следует напарятся, намоются, напьются домашнего кваска, насладятся вечерней несуетной деревенской тишиной. И только когда Ольга с Настеной отправились в баню, а мои товарищи выпили за столом по паре рюмок перцовки, мы с Артистом поведали о том, в какую очередную авантюру втянул нас Голубков.

— Нет, я понимаю какого-нибудь толстосума с пистолетиком охранять, но ведь придется иметь дело с теми, с кем мы четыре года назад насмерть воевали! Мы еще дела не начали, а сколько у них уже трупаков? Раз, два, три! — Мухин начал загибать пальцы. — Может, сами фээсбэшники все и подстроили? А нас теперь хотят под удар подставить! Первый раз, что ли?

— Не первый, — согласился я. — Но только здесь, Муха, другая игра. Посложнее. Как думаешь, Артист? Злотников пожал плечами:

— Мне кажется, журналистку хотели убрать те, кто подкинул ей материал для газеты. Грохнуть, а потом в прессе скандал раздуть, свалить все на спецслужбы — якобы это месть за публикацию, в которой их выставили в неприглядном свете.

— Похоже на то, — кивнул я. — Заметьте, одна статейка в газете вызвала целую серию убийств. Методично убирают всех, кто имеет хоть какое-то отношение к этому делу. Мне кое-что удалось узнать насчет Джалиля через нынешнего нашего куратора — Горобца. В девяносто пятом году Джалиль Хошаев был завербован ФСБ. С тех пор регулярно стучал на чеченскую диаспору в Москве. Какие настроения, что говорят, кто прибыл, кто уехал, кто кому угрожал, кто с кем разобрался.

— Выходит, Светлана Корниенко была права, — . усмехнулся Артист.

— Насчет чего права? — не понял Муха.

— Насчет того, что Джалиль этот из спецслужб.

— Сильно сказано — из спецслужб. Просто стукач. Только вот непонятно, зачем он передал журналистке компрометирующий спецслужбы материал. Знал ведь, что таким образом серьезно подставит не только себя, но и ее. — Я вопросительно оглядел друзей. — Или его об этом попросили те, кому он не смог отказать?

Артист пожал плечами.

— Так мы что, должны все это дело раскрутить? — поинтересовался Боцман, отрываясь от тарелки с пирогами.

— Нет-нет, следователей по этому делу и без нас хватает — пускай они это дело крутят-вертят как хотят. Мы туда не лезем! Наша задача — безопасность конкретного человека. Но для того чтобы ее обеспечить, надо знать, откуда ветер дует.

— И откуда ноги растут, — шутливо добавил Артист.

— Ясно откуда — с чеченской стороны, — вздохнул Муха.

— Вот в этом-то вся загвоздка и состоит! Почему это они друг друга бьют, а? — Я поднялся из-за стола, подошел к шкафу, в котором хранились у меня всякие старые подшивки и вырезки, стал рыться в папках. — Сюрприз не хотите? — С этими словами я выложил на стол вырезку из «Комсомольской правды» за девяносто четвертый год. Фотография Дудаева вместе с чернобородым большеносым чеченцем небольшого роста. Они стояли на фоне нефтяной вышки и улыбались в камеру, а под фотографией был заголовок статьи: «Кому на самом деле принадлежит чеченская нефть?»

— Ха, вот этого я знал, — засмеялся Артист и ткнул пальцем в Дудаева.

— Второго ты тоже знал. Приглядись-ка повнимательней, — сказал я.

— Дай-ка! — Боцман осторожно взял вырезку. — Точно, Пастух, мы же с ним очень близко под Хал-Килоем познакомились. Заводик у него там был. Свечной. — Дмитрий рассмеялся. — Не помнишь, Артист, нас там, как девочек в подворотне, зажали, а?

— Хал-Килой? Ах, ну да, точно! — Артист покачал головой. — Это было что-то! Как его там?..

— Шамиль Итоев. Ну так вот, когда мне Горобец его портретик представил, я глаза тереть начал. Думал, померещилось. Ан нет — он, оказывается, повинился-покаялся и вроде теперь на нашу ФСБ в меру своих сил служит.

— Скажи, где служит? Я его голыми руками, суку, задушу! — закричал Боцман.

— Мы в доме не одни, прошу не выражаться, — посмотрел я на него грозно. — Да и поздно уже. Его во Фрибуре снайпер завалил. С горы, с километрового расстояния. Чувствуете класс?

— Во Фрибуре? Где это такой?

— В Швейцарии.

— Жаль, что не я. — Боцман вздохнул. — А вообще, знаешь, что я тебе скажу, Сережа: сколько веревочке ни виться, все равно собаке — собачья смерть!

— Экий ты беспощадный! Он ведь раскаялся, на благо отечества трудиться начал.

— Угу, это ты кому другому расскажи. — Боцман нахмурился, налил себе полную рюмку водки и залпом в одиночку выпил.

За столом вдруг воцарилось молчание. Каждый из нас вспоминал тот страшный бой под Хал-Килоем.

Все химические заводы по производству героина — чуть ли не самый прибыльный бизнес в дудаевской Ичкерии — были уничтожены нашей авиацией в самом начале первой чеченской кампании. По крайней мере, так в то время писали газеты. На самом деле, в горах бомбой или ракетой химический завод не возьмешь, потому что спрятан он чаще всего в пещере, из которой только большая вентиляционная труба торчит, да и та тщательнейшим образом замаскирована. Химическими заводами, расположенными в горах, пещерах, занимались вовсе не военные летчики, а диверсионные группы спецназа. Вот и мы с парнями удостоились этой чести.