Джефферсон улыбнулся.

— Позаботьтесь о нем. И о себе. Такая работа требует ужасного нервного напряжения.

Амелия проводила его взглядом. Наружная дверь лопнула, закрываясь. Лицо Амелии покраснело, на глаза набежали слезы. Она старалась сдержаться, но не выдержала и расплакалась.

Когда я стал умирать, ощущение было такое, будто я плыву по коридору из яркого белого света. Потом я оказался в просторной светлой комнате, где были Амелия, и мои родители, и еще с десяток друзей и родственников. Отец был таким, каким я помнил его еще со школьных лет — стройным и без бороды. Нан Ли, первая девчонка, с которой у меня было что-то серьезное, стояла рядом со мной, засунув руку мне в карман, и поглаживала мои гениталии. Амелия с дурацкой улыбкой наблюдала за нами.

Все молчали и только смотрели друг на друга. Потом свет угас, и я проснулся в больнице. У меня на лице была кислородная маска, и воняло блевотиной. Нижняя челюсть болела, как будто кто-то меня ударил.

Рука была словно чужая и почти не слушалась, но я все же сумел дотянуться до маски и сдернуть ее с лица. В комнате был кто-то еще, кто — мне не было видно, но вроде бы женщина, и я попросил дать мне носовой платок — хотелось высморкаться. Она дала мне платок, но, когда я попробовал высморкаться, начался новый приступ рвоты — и она помогла мне приподняться и быстро подставила к подбородку металлический лоток, и держала, пока я блевал и откашливался, издавая премерзостные звуки. Потом она подала мне стакан воды и велела прополоскать рот. Только тогда я понял, что это не медсестра, а Амелия. Я произнес что-то романтическое, роде «Вот дерьмо!», и снова начал проваливаться во тьму, а она уложила меня обратно на подушку и натянула на лицо кислородную маску. Я еще услышал, как она позвала медсестру, а потом совсем отключился.

До чего все-таки странно — какие-то из подобных эпизодов запоминаются очень четко, во всех мельчайших подробностях, а другие совсем забываются. Мне потом сказали, что после этого маленького рвотного ритуала я проспал пятнадцать часов подряд. А самому мне казалось, что я всего лишь на несколько секунд закрыл глаза. И когда снова их открыл — передо мной был уже доктор Джефферсон, с инъектором, которым он только что ввел какое-то лекарство мне в руку.

Кислородной маски на мне уже не было.

— Не пытайтесь встать, — предупредил доктор Джефферсон. — Расскажите, как вы себя чувствуете?

— Хорошо, — я едва смог сфокусировать взгляд на нем. — Во-первых, я чувствую, что не умер — правильно? Таблеток не хватило.

— Амелия нашла вас и спасла.

— Я должен ее поблагодарить.

— Следует ли из этого, что вы намерены повторить то, что пытались сделать?

— А много таких, что не повторяют?

— Очень много, — у него в руках оказался стакан воды с пластиковой трубочкой. — Люди решаются на самоубийство по очень разным причинам.

Я попил воды через трубочку. Вода была холодная.

— Вы же не думаете, что я так уж серьезно настроен насчет этого?

— Думаю. Все, за что вы беретесь, вы делаете очень старательно и обычно доводите дело до конца. Если бы Амелия не пришла домой и не нашла вас, вы были бы уже мертвы.

— Я благодарен ей, — повторил я.

— Сейчас она спит. Она оставалась рядом с вами, пока не заснула.

— А потом пришли вы.

— Это она меня вызвала Ей не хотелось, чтобы, когда вы проснетесь, рядом не оказалось никого знакомого, — Джефферсон взвесил в руке инъектор. — А я ре-ил посодействовать вашему пробуждению с помощью умеренного стимулятора.

Я кивнул и чуть приподнялся, стараясь сесть.

— Я чувствую себя неплохо. Это лекарство обезвреживает таблетки? Те, которыми я отравился.

— Нет, от отравления вас уже вылечили. Вам не хочется об этом поговорить?

— Нет, — потянулся за водой, и Джефферсон снова подал мне стакан. — Во всяком случае — не с вами.

— Может быть, с Амелией?

— Не сейчас, — я попил воды и смог сам поставить стакан на место. — Сперва я хочу подключиться со своей группой. Они поймут меня.

Последовала долгая пауза.

— Вы не сможете этого сделать.

Я не понял.

— Почему это? Смогу, конечно. Это происходит автоматически.

— Вас сняли с этой работы, Джулиан. Вы больше не сможете быть механиком.

— Подождите, как это? Вы что, думаете, хоть кто-нибудь из моей группы удивится вот этому ? Вы что, думаете, они настолько тупые или бесчувственные?

— Дело не в этом. Дело в том, что они могут просто не пережить того, что пережили вы! Я прошел специальную подготовку, я знаю, чего ожидать — и все равно мне очень не хотелось бы снова подключаться вместе с вами. Разве вы хотите убить своих друзей?

— Убить их?..

— Да! Вот именно — убить! Вам не приходило в голову, что ваш эксперимент над собой может подвигнуть кого-нибудь из них последовать вашему примеру? Например, Канди. Она и так уже очень давно близка к депрессивному состоянию.

Я поразмыслил. Что ж, это имело смысл.

— А после того, как я вылечусь?

— Нет. Вы больше никогда не будете механиком. Вас направят в другие части…

— В строевые части?! Да вы что? Чтобы я служил с этими «бутсами»?!