– Которую уже через год сожгла дотла протестантская толпа, – вставил Девлин.

– Тогда я попытался спасти общину от распада и продолжил службу в спортивном зале одной из школ, – сказал Кассен.

Фокс взглянул на Девлина.

– В то время как вы носились по Белфасту и подбрасывали бревна в огонь?

– Милостивый Господь да простит мне это, – смиренно произнес Девлин. – Потому что сам себе я этого простить не могу.

Кассен поставил перед собой пустой бокал.

– Ну, а теперь я все-таки должен покинуть вас. Было приятно познакомиться с вами, капитан Фокс.

Он протянул руку. Фокс пожал ее, после чего Кассен встал и направился к двери террасы. За стеной сада вздымался монастырь Кассен прошел по газону, открыл калитку и скрылся.

– Удивительный человек, – заметил Фокс, когда Девлин закрыл дверь.

– Можно сказать и так. – Девлин обернулся. Улыбка исчезла с его лица. – Ну хорошо, Гарри. Фергюсон как всегда напускает много таинственности. Так что объясните, пожалуйста, внятно, в чем дело...

В хосписе царила полная тишина. Он был устроен совершенно не так, как обычная больница, и пациент здесь мог выбирать между одиночеством и близостью к соседу по палате. Над столом склонилась сиделка, и ночник был единственным источником света в коридоре. Она не слышала шагов Кассена, вдруг возникшего из темноты рядом с ней.

– Как себя чувствует Малоун?

– Без изменений, святой отец. У него лишь незначительные боли. С помощью лекарств нам удалось стабилизировать состояние.

– Он в ясном уме?

– Периодически.

– Я пойду к нему.

Кровать Дэни Малоуна, отделенная от других шкафами и книжными полками, стояла наискосок к окну, за которым виднелись деревня и черное ночное небо над ней. Свет ночника резкими линиями теней очерчивал лик умирающего, еще нестарого, лет сорока мужчины с преждевременно поседевшими волосами и лицом, под которым ясно угадывались очертания черепа. На туго натянутой коже буквально читались следы страданий, переносимых этим человеком из-за рака – той самой болезни, которая медленно, но верно переносила его из этой жизни в иную.

Когда Кассен присел рядом, Малоун открыл глаза. В его взгляде, поначалу совершенно пустом, понемногу просыпалось сознание.

– Я уж было подумал, что вы больше не придете, святой отец!..

– Но ведь я же обещал. Пришлось, правда, принять стаканчик перед сном у Лайама Девлина, поэтому припоздал.

– Один перед сном – это полезно, святой отец. Лайам ведь был настоящим борцом за наше дело. Никто больше него не сделал для Ирландии.

– А вы, Дэни? – Кассен пересел на край кровати. – Ведь никого во всем Движении не было смелее вас.

– Но скольких людей я при этом убил. И зачем? Однажды Дэниел О'Коннел сказал в своей речи, что свобода Ирландии вещь праведная, но не стоящая даже и одной человеческой жизни. Тогда я был молодым и оспаривал это. Теперь же, на смертном одре, мне кажется, я понимаю, что он имел в виду.

Он скривился от боли и посмотрел на Кассена.

– Не могли бы мы поговорить об этом, святой отец? Мне кажется, так мне легче будет собраться с мыслями.

– Хорошо, но только недолго, вам необходимо поспать, – улыбнувшись, согласился Кассен. – Умение служить есть одна из важнейших добродетелей священника, Дэни.

Малоун попытался улыбнуться.

– Да, конечно. Так на чем мы остановились? Ах, я рассказывал вам о подготовке серии взрывов в центральной Англии и в Лондоне в 1972 году.

– Вы говорили, что газеты дали вам кличку «Лиса», – напомнил Кассен, – из-за того, что вам, казалось, ничто не могло помешать беспрепятственно появляться то в Англии, то в Ирландии. Арестованы были все, кроме вас. Как же это получилось?

– Все очень просто, святой отец. Самый страшный бич нашей страны – предательство, а второй – головотяпство самой ИРА. Люди, головы которых напичканы революционной идеологией, могут произносить великолепные речи, но очень часто им недостает разумного подхода к тому, что они делают. Поэтому я предпочитал держаться профессионалов.

– Профессионалов?

– Да, да, тех самых, которых вы бы назвали преступными элементами. Например, в 70-е годы не было ни одной конспиративной квартиры ИРА, которая рано или поздно не появлялась бы в списках Скотланд-Ярда. Именно из-за этого аресты были неминуемы.

– А что же вы?

– Уголовники, когда они в бегах или когда полиция напрочь обкладывает их, нуждаются в том, чтобы «лечь на дно». Потому-то есть места, где можно спрятаться, дорогие, но действительно надежные места. Есть, например, в Гэлвее, к югу от Глазго, в Шотландии, незаметная ферма, которая принадлежит братьям Мангоу. Правда, оба они порядочные сволочи.

Боли вдруг усилились, и Малоун начал судорожно хватать ртом воздух.

– Я позову сестру, – участливо сказал Кассен.

Но больной схватил его за край сутаны.

– Оставьте это. Хватит с меня обезболивающих. У сестер добрые намерения, но с меня довольно. Давайте лучше еще поговорим, святой отец.

– Ну, будь по-вашему, – согласился Кассен.

Малоун лег, закрыл и вновь открыл глаза.

– Во всяком случае, оба они – Гектор и Ангус Мангоу – исключительное дерьмо.