Шрифт:
– Она заявила ему: все, живи как знаешь и в мою жизнь не вмешивайся!
– Так это ж хорошо!
– Так кажется тебе, наивной. А Макс, представь себе, ревнует ее, а когда я уезжала в Германию, ревновал меня. Мы необходимы ему обе.
– А Мартин как? Не звонил? – Я решила переключить разговор.
– Причем тут Мартин? – разозлилась Анька. – Здесь вся моя жизнь!
Я молчала. Тут не посоветуешь и не объяснишь. Любовь к Максу для Аньки как тяжелая, иссушающая душу болезнь. Пройдут годы. От болезни как-нибудь удастся отделаться. Только в душе останутся километры выжженного пространства, а на кухне – барная стойка.
– Как ты думаешь, – спросила Анька вполголоса, – у нее – любовник?
Теперь пришла моя очередь разозлиться.
– Да какое тебе-то дело? – почти заорала я на Аньку. – Макс, его жена, ее любовник, это не семья – а клубок змей. Брось ты их, пожалуйста, пусть разбираются сами!
Раздражение мешало спокойно сидеть на месте, я соскочила с табуретки и принялась собирать посуду.
– Успокойся, я помою.
– Как не надоело тебе самой-то! И на что ты гробишь жизнь? – Я открыла кран и загремела тарелками.
– Сегодня утром, – Анька подошла к раковине, чтобы не перекрикивать шум воды, – он приехал ко мне такой радостный. Ему очень нравится, как я теперь готовлю. И вас он любит. Вы – самые приятные наши друзья. Сначала все было просто замечательно: я крутилась у плиты, он сидел вот тут на диване и травил какие-то истории (обожает это занятие!). Потом я более или менее закончила и пошла в ванну, но забыла в спальне крем. Вернулась, слышу, он с дочкой разговаривает, выясняет, где мама. Потом, видно, звонил ей на мобильный. Глухо. Все, настроение испортилось… Ну что говорить, ты сама видела.
– Да пойми ты наконец: это настоящее рабство. Раньше ты зависела только от мадам, теперь будешь еще и от ее любовника! Захочет он быть с ней, у тебя один расклад, не захочет – другой. Ну, нравится тебе зависеть от какого-то чужого человека?! Вернее, двоих!
– Слушай, а может, это не любовник, а тактический маневр?
– Все, прекращай, не порть вечер ни себе, ни мне. – Я домыла последнюю тарелку, плюхнулась на диван и закурила.
Анька молча взяла полотенце и стала вытирать посуду.
– А ведь ты права, – задумчиво отозвалась она через некоторое время. – Старалась-старалась, готовила-готовила, а Лара взяла и испортила все.
– Вот! Ты же не хозяйка в собственной жизни: Лара что хочет, то и творит. Ну что, звонил Мартин?
– Один раз… – начала Анька, но тут на кухню вернулись мужчины.
– Беседуете на интеллектуальные темы? – с иронической улыбкой спросил Макс.
Он уже был в хорошем настроении. Наверное, нашел свою Лару.
Давид внимательно смотрел на меня. Я докурила сигарету, смяла ее в пепельнице. Он присел рядом на диван, продолжая так же смотреть.
– Представляешь, Давид, – прикалывался Макс, – я тут где-то слышал выраженьице «интеллектуальная женская проза». Сильно, а?
– А я даже держал в руках образчик, – неожиданно подыграл ему Дод.
– Ну и как?
– «Любящий человек способен увидеть в вас то, чего вы и сами-то в себе не видите…», и дальше такое же на триста страниц.
Макс довольно рассмеялся.
– Там не было такого! – воспротивилась я.
– Почему ночные страхи или детские комплексы – объект, достойный внимания господ мужчин? – серьезно спросила Анька. – А любовь, самое важное в жизни…
– Точно: основной инстинкт, – перебил Макс.
– Что толку с тобой спорить? – Анька посмотрела на Макса так, будто действительно только сейчас разглядела в нем что-то доселе невиданное. – Давайте пить чай, я наполеон испекла настоящий, с заварным кремом.
– Давайте! – Макс с готовностью забрался на высокую табуретку.
– Хочешь, я буду заботиться о тебе? – спросил Давид еле слышным шепотом, слегка наклонясь ко мне.
– Подумаю, – ответила я серьезно. Давид засмеялся.
Глава 21
На следующий день, несмотря на бурные мамины протесты, я перевезла Илюшку к себе.
Температуру удалось сбить, но он так страшно кашлял, так осунулся за эту неделю. Я уложила сына в детской, сварила клюквенный морс и уселась у кровати с «Бароном Мюнхаузеном».
– Мам, – попросил Илья вдруг, когда я дочитывала первую главу, – расскажи мне про папу.
– Он был высокий, красивый, любил вас… – Неожиданно для себя я заговорила о муже в прошедшем времени.