Шрифт:
– Подожди! – Я остановила ее в открывшихся дверях лифта, бросила в сумку нектарин и авокадо.
– Зачем это?! – Но лифт уже разлучил нас. Растревоженная, я поплелась в квартиру.
– Ну теперь, мать, колись, где была? – Старший сын, четырнадцатилетний Денис, последовал за мной на кухню и, плотно закрыв дверь, уселся напротив.
– Я же объяснила.
– Это ты бабушке объяснила, я ее огорчать не хотел. Мы-то с Олешкой вчера про домработницу слышали.
– Как слышали?
– Обыкновенно. Ушами.
– И что?
– Мы лучше сами работать пойдем.
– Куда?
– Мало ли!..
– Ты лучше двойки по истории исправь, а это не твоего ума дело.
– Кто это был? Твой новый хахаль?
– А ты знаешь старого? – От обиды кровь бросилась мне в лицо.
– Стыдно мать, русская баба, москвичка, и снюхалась с таким… – Он брезгливо причмокнул. – Просто хоть скином становись.
– Ни с кем я не снюхалась, Денька. Просто зашла к подружке, там ее знакомый сидел, она его попросила меня отвезти.
– Ты же в домработницы ходила наниматься…
– Так это в одном доме.
– А с домработницей что?
– Ничего. Не договорилась.
– Yes! – Денис дернулся на табуретке – современная форма выражения восторга.
Помолчали.
– А за жратву кто заплатил? Небось это целая твоя зарплата!
– Он заплатил, Денис.
– То-то ты вчера даже на клоунов Альке не дала.
– Ну а теперь точно дам. Продуктов-то надолго хватит. А ты хочешь на клоунов?
– Не на клоунов. Дай просто так сто пятьдесят рэ.
– Зачем ? – насторожилась я.
– Дашке подарок на Восьмое марта куплю. Она мне на Двадцать третье февраля крутой диск подарила. Неудобно.
– Кто это Дашка?
– Соколова.
И, не желая развивать тему Дашки Соколовой, сын поспешил удалиться.
Глава 3
На перемене между третьим и четвертым уроками ко мне в класс зашла директриса, надушенная и разряженная, как на бал.
– Вы ведь участвовали в прошлом году в конкурсе «Учитель года»? И даже диплом какой-то получили?
– За кабинет, – ответила я односложно.
Со вчерашнего дня у меня появилась манера держаться независимо. Спасибо Амиранашвили.
Директриса обвела класс медленным взглядом, похлопала накладными ресницами. Ни «хорошо», ни «плохо» не сказала.
– В апреле дадите открытый урок на город Лучше по словесности.
– Прекрасно, – обрадовалась я, – там как раз Ахматова по программе «Мужество».
– Мужество, патриотизм… это сейчас не очень в моде. Сделайте лучше урок о весне, – посоветовала прекрасная дама.
И в этот момент меня позвали к телефону.
– Все хорошо, Маришка? – зазвенел в трубке Анькин голос.
– Нормально. А у вас?
– А у нас беда. Дод уж три раза приходил: телефон-телефон. Я говорю: не могу дать без ее разрешения. – Позвони-позвони. Я уж тебя на работе разыскала. Как вы с ним вчера-то?
– Никак. И вообще, Анька, не до того мне.
– Понял. Скажу: Додик, от винта. Ну, целую, звони.
После уроков я отправилась в библиотеку, потом на частное занятие. Возвращалась домой в сумерках, перебирала в памяти вчерашнее… Анька не дала Доду мой телефон, и теперь все… У Булыжной он вряд ли спросит… Меня обгоняли пары, спешившие от метро «Чистые пруды» к «Современнику», зажигали фонари, пахло весной. Март, хотя и весенний месяц, но как зимний, а в апреле уже настоящая весна. В апреле у меня открытый урок. Мужество не в моде… А что, интересно, в моде, голубизна? Ладно, раз не в моде, будем говорить о весне… Где-то была хорошая книга про Тютчева – в шкафу или на антресолях, а, вспомнила– у детей… Точно!
Свет горел в двух окнах: на кухне "и в детской. Денька, наверно, играет на компьютере, а Илюшка на кухне рисует акварелью… Раскапризничается, не захочет краски убирать, а время ужинать – скоро семь. Привычным движением я повернула ключ в замке. В прихожую вышел чем-то смущенный Денис.
– Привет, мам. А у нас гости.
– Какие гости? Даша Соколова?
– Нет, не Даша. Угадай с трех раз.
– Знаю, Иза.
– Иза на этой неделе вечером работает.
– Бабушка?
– Мимо.
Я прошла на кухню и остолбенела. Положив локти на стол и слегка опустив голову, у меня на кухне сидел… Амиранашвили. А перед ним стоял стакан минералки без газа.
– У вас редкий дар: появляться в ненужное время в ненужном месте.
– Посмотри, что Давид Михайлович тебе принес. – Денис внес огромный букет темно-бордовых роз.
Цветы были воткнуты в безобразной формы хрустальную вазу, подаренную мне когда-то свекровью. Видела бы она!
– Давид Михайлович?! Да вы, я смотрю, подружились.