ев: по окрику вождя хаттанов к этому участку битвы про-

рубились его самые храбрые воины. Сыновья Торквила не

пали неотмщенными: они оставили своими мечами

86 Вновь за Гектора!

87 На смерть за Гектора!

страшные меты на теле бойцов, мертвых и живых. Но то,

что лучшие силы пришлось оттянуть на защиту вождя, в

общем ходе сражения было не к выгоде клана, так мало-

численны стали теперь оба отряда, что легко было видеть: в

рядах хаттанов осталось пятнадцать бойцов – правда, по

большей части раненых, – в рядах же клана Кухил только

десять, в том числе четверо из телохранителей вождя,

включая самого Торквила.

Бой, однако, продолжался, и по мере того как убывала

сила воинов, их ярость словно росла. Генри Уинд, полу-

чивший немало ран, казалось, решил пробиться сквозь

охрану вождя или целиком ее уничтожить – всех этих

бесстрашных бойцов, заслонявших в битве того, чей вид

разжигал в нем воинственный пыл. Но по-прежнему на

клич отца: «Еще один за Гектора!» – сыновья отзывались,

ликуя, ответным: «На смерть за Гектора!», и хотя ряды

кухилов совсем поредели, исход сражения был все еще

сомнительным. Только физическая усталость принудила

сражавшихся сделать новый перерыв в борьбе.

Теперь нетрудно было увидеть, что в отряде хаттанов

осталось двенадцать человек, но из них двое или трое

могли стоять, лишь опершись на мечи. В отряде же кухилов

осталось пятеро, в том числе Торквил и его младший сын,

оба легко раненные. Один Эхин благодаря неизменной

бдительности своих лейхтахов, отводивших все направ-

ленные на него удары, вышел из боя, не получив еще ни

единой раны. Ярость противников угасла и перешла в уг-

рюмое отчаяние. Они шли, шатаясь как во сне, между те-

лами убитых и смотрели на них словно затем, чтобы вид

утраченных друзей вновь разжег в них злобу на недобитых

врагов.

Вскоре зрители увидели, как те, что вышли живыми из

отчаянной борьбы, снова стали строиться, готовясь во-

зобновить смертельную схватку на самом берегу реки –

единственном участке арены, еще не скользком от крови и

не слишком загроможденном телами убитых.

– Ради господа… ради того милосердия, которого мы

ежедневно молим у него, – сказал добрый старый король

герцогу Олбени, – вели это прекратить. Во имя чего

должны мы допустить, чтоб искалеченные, полуживые

создания довели свою бойню до конца? Теперь они, ко-

нечно, станут податливей и заключат мир на умеренных

условиях.

– Успокойтесь, государь мой, – сказал его брат. – Для

Нижней Шотландии эти люди – сущая чума. Оба вождя

пока еще живы, если они невредимыми выйдут из боя, вся

пролитая сегодня кровь будет напрасной жертвой.

Вспомните, вы обещали совету не прерывать состязание.

– Ты склоняешь меня на великое преступление, Олбе-

ни: как король, я бы должен защищать своих подданных,

как христианин – печься о своих братьях по вере.

– Вы неверно судите, мой господин, – сказал герцог. –

Перед нами не верноподданные ваши, а непокорные мя-

тежники, как может засвидетельствовать наш уважаемый

лорд Крофорд, и еще того меньше их можно назвать хри-

стианами, ибо приор доминиканцев может клятвенно

подтвердить, что они наполовину язычники.

Король глубоко вздохнул:

– Ты всегда настоишь на своем – ты слишком умен, мне

тебя не переспорить. Я могу только отвратить лицо и за-

крыть глаза, чтобы не видеть этого побоища, которое мне

так претит, не слышать его шума. Но я твердо знаю: бог

накажет меня уже и за то, что я был свидетелем этой резни.

– Трубы, трубите! – сказал Олбени. – Если дать им

промедлить дольше, их раны начнут заживать.

Пока шел этот разговор, Торквил, обняв молодого во-

ждя, пытался его приободрить.

– Не поддавайся колдовству еще последние несколько

минут! Гляди веселей – ты выйдешь из битвы без раны, без