Было уже за полночь, когда Алехандро удалось уговорить ее лечь в постель.

— Что ты здесь делаешь?

Она разглядела очертания его фигуры на стуле, в углу. Ее голос звучал странно.

— Я хотел немножко посидеть здесь, возле тебя. Тебе это мешает уснуть?

Она попыталась в темноте коснуться его руки. Не находя опять нужных слов, она лишь покачала головой и заплакала. Невыносимый день. Не такой напряженный, как предыдущий, но еще более изматывающий. Нескончаемая боль давила сердце.

Он услышал приглушенные рыдания в подушку, подошел и сел на край постели.

— Кизия, не надо.

Он гладил ее волосы, руку, а тело ее содрогалось от рыданий. Она оплакивала Люка.

— Ах, малыш… девочка моя, почему это случилось с тобой?

Она была такой беззащитной, ей никогда еще не приходилось бывать в подобной ситуации. Слезы снова навернулись Алехандро на глаза, но она не могла их видеть.

— Это все не со мной, Алехандро. Это случилось с ним.

Ее голос горько и устало звучал сквозь слезы.

Он долго гладил ее волосы, пока она наконец не уснула. Поправил одеяло и нежно дотронулся до ее щеки. Во сне она выглядела совсем юной. Напряжение исчезло с ее тонкого лица. Все горькое, что произошло с ней в этом огромном и страшном мире, было для нее шоком. Но она пыталась мужественно встречать удары судьбы.

Он услышал тихий стук в дверь и с трудом оторвал голову от подушки. Долго не мог заснуть вчера, а сейчас только пять минут седьмого.

— Кто там?

— Я, Кизия.

— Что-нибудь случилось?

— Я просто подумала, может, уже пора вставать?

Она собиралась сегодня к Лукасу. На ходу натягивая брюки и устало улыбаясь, Алехандро подошел к двери и открыл ее.

— Успокойся, Кизия. Почему бы тебе не поспать еще немножко?

Она стояла босиком, в голубой фланелевой ночной рубашке и белом атласном пеньюаре. Ее длинные черные волосы были распущены. Ожившие глаза выделялись на очень бледном лице.

— Я не хочу спать. Я проголодалась. Я тебя разбудила? —

— Нет, нет. Конечно, нет. Я всегда встаю в шесть. Фактически я не сплю уже с четырех часов.

Он посмотрел на нее с упреком, и она засмеялась.

— Хорошо, хорошо. Я поняла. Сейчас не слишком рано, чтобы заказать тебе кофе, а мне чай?

— Дорогая, это тебе не «Фермой». Ты действительно не можешь дождаться, когда мы поедем? Она кивнула.

— Когда я смогу его увидеть?

— Я не думаю, что они пустят тебя раньше одиннадцати-двенадцати.

Господи, они могли бы еще поспать часа четыре. Алехандро молча пожалел о потерянном времени. Он был полуживым.

— Ну, раз уж мы встали, мы можем и не ложиться больше.

— Вот и отлично. Это то, что я хотел услышать, Кизия. Если бы я тебя так не любил, а твой Люк не был таким гигантом, я, думаю, отшлепал бы тебя сейчас.

Она довольно улыбнулась.

— Я тоже тебя люблю.

Он усмехнулся, сел и закурил. Она уже курила, и он заметил, что рука ее все еще дрожит. Не считая этого и бледности, она выглядела значительно лучше. В глазах снова появилась живость, напоминающая о прежней Кизии. Она, безусловно, была борцом по натуре.

Он исчез в ванной комнате и вышел оттуда свежий, причесанный и в другой рубашке.

— О, посмотрите, как он мило выглядит! Она была бодрой и шутила. Не то что утром предыдущего дня. Это утешало.

— Сегодня утром ты нарываешься на неприятности. Разве нет? Тебе никто никогда не говорил, что, пока мужчина не выпил первой чашки кофе, на него лучше не смотреть?

— Ишь ты!

Он погрозил ей пальцем. Она засмеялась.

— Вытащила меня из теплой постели, а сама, наверное, будешь еще часа два одеваться. — сказал он, кивнув на ночную рубашку и халат.

— Мне нужно пять минут.

Она сдержала слово. В это утро она все делала очень быстро, как ребенок, которого обещали отвести первый раз в цирк и который встал ни свет ни заря, нервничает, прыгает, а к завтраку уже обессилел.

Мысли Алехандро все время возвращались к Люку. Как он все это переносит? Как себя чувствует? О чем думает? Адаптировался ли снова к тюремной жизни, испытывая состояние холодного безразличия к утерянным надеждам, или остался самим собой? А если стал опять таким, каким уже однажды был, как это ударит по Кизии? Какое впечатление произведет на нее свидание? В отличие от нее Алехандро слишком хорошо представлял себе, что их ждет сегодня. Толстое стекло окна. Разговор по намертво прикрученному телефону. Люк в отвратительной мятой тюремной куртке, едва прикрывающей локти и колени. Он будет делить свою камеру с полудюжиной других заключенных, есть бобы, черствый хлеб и что-то похожее на мясо, пить бурду, именуемую кофе, и мучиться от отсутствия туалетной бумаги. Кизия увидит, какое это адское место, куда приходят сводники и проститутки, воры и обезумевшие от горя матери, девчонки-хиппи с оборванными детьми на руках или за спиной. Там будут шум, и зловоние, и тяжелые сцены. Сколько она сможет выдержать? Сможет ли Люк вести ее дальше по жизни? Пока что все ложилось на его плечи. Забота о Кизии.