Шрифт:
Глава VII
ВОЯЖ ГРАФА НОРФОЛКА
Живой, на кладбище уйдет,
Мертвец вовек не оживет,
Так мир устроен с той поры,
Как движется небесный свод...
Рудаки
1
Утром Гуго де Пейн услышал перед воротами Тампля лязг оружия и громкие голоса, а затем в его покои, растолкав слуг вошли прихрамывающий барон Глобшток и толстый, багровый начальник тюрьмы Мон-Плеси Рошпор. Оба были возбуждены и разгневаны.
– Где Зегенгейм?
– с порога начал барон-подагрик.
– Вы имеете в виду графа Людвига фон Зегенгейма?
– любезным тоном произнес де Пейн, не вставая, однако, с кровати.
– И закройте дверь, дует!
– Да, да, именно его!
– завопил Рошпор.
– Вы увезли его ночью в карете - я сам видел!
– Кстати, вы не сильно ушиблись?
– поинтересовался рыцарь.
– Принцесса Мелизинда находится под домашним арестом, - вставил барон.
– А вы, видно, хотите занять место Зегенгейма. Так где он?
– Спрыгнул и убежал, - зевнул де Пейн.
– Не угодно ли горячего молока?
– К черту молоко! Вы играете с огнем!
– крикнул Рошпор.
– Послушайте, милейший!
– посмотрел на него Гуго, и начальник тюрьмы под его стальным взглядом попятился к двери.
– Чем вы накормили или напоили вверенного вам узника, что он пребывал на краю жизни? Чем вы отравили его мышьяком, серой? Я сейчас вас из окна выброшу!
– и Гуго сбросил ноги с кровати. Но толстяк Рошпор спрятался за спину барона Глобштока и уже оттуда завопил:
– Клевета! Никто не виноват, коли у него слабое здоровье!
– Ладно, оставьте!
– поморщился барон.
– Гуго де Пейн, с сегодняшнего дня вы находитесь также под домашним арестом. Выходить из дома и перемещаться по городу вам запрещено! Потрудитесь выполнять распоряжения графа Танкреда, иначе мы отыщем для вас свободное местечко в Мон-Плеси!
И он вместе с перетрусившим Рошпором покинул Тампль. Час спустя слуга Жан принес весточку от князя Гораджича, который сообщал, что самое страшное позади - кризис миновал, и Людвиг понемногу приходит в себя. А еще через пару часов принесли короткую записку от принцессы Мелизинды. Торопливым почерком она написала, что отец, король Бодуэн I, не столько гневается, сколько смеется, и такое же настроение и у графа Танкреда, хотя для видимости они и пошли на уступки барону Глобштоку: но страшного ничего нет. "Скоро увидимся, - приписала она в конце.
– Целую". Это последнее слово вывело Гуго де Пейна из себя. Он скомкал записку и бросил ее в угол комнаты. Ну как, как объяснить милой, влюбленной девочке, что она заблуждается, что она не там ищет свое счастье? Гуго ходил по комнате и раздумывал. Эта игра могла завести далеко. Но он не хотел, не собирался ни во что играть, особенно - в любовь. Что сделать, чтобы бережно отнестись к ее чувствам и вместе с тем вразумить ее еще не окрепший, податливый мозг? О, Боже, будь сейчас рядом она - Анна! Постепенно мысли де Пейна унеслись от Мелизинды к византийской принцессе, которая словно бы издалека, наблюдая за ним, насмешливо и с сожалением покачивала своей золотистой головкой, вглядывалась в него умными, вишневыми глазами, понимая его раздумья и тревогу. Прошло девять месяцев, как они расстались, а случилось это - как будто вчера. Он все еще ощущал ее нежную прохладную кожу, вкус ее губ, аромат волос, шелест слов, ее шепот, неповторимый, бездонный мир прекрасных глаз. Его тянуло к ней, и, зримо представляя ее лицо, облик, он даже прикусил губу, чтобы внезапный стон не вырвался из груди. Достав из футляра ее миниатюру, талантливо выполненную графом Норфолком, он всматривался в ее образ, пытаясь понять: где кроется ее магическая сила, одолевая его сердце?.. А на дне отодвинутого им футляра лежала еще одна миниатюра, другой портрет, сделанный неизвестным художником почти двенадцать лет назад. Девушка, о которой он уже стал забывать и которая считалась его невестой - там, в зеленых просторах Шампани, печально глядела на него, неподвластная ни времени, ни морской пучине...
Наблюдающий за Тамплем грек Христофулос отметил для себя: к воротам подъехал экипаж, из которого двое мужчин (один из них - старик с седой длинной бородой) вытащили, как куль, сонную девушку (Алессандра?) и вошли внутрь; странно?
– что бы это значило? А Раймонд в это время уже хлопотал возле супруги Виченцо Тропези, доведя ее до покоев и укладывая, слабо сопротивляющуюся, в постель. На секунду она пришла в сознание, посмотрела на Раймонда, фыркнула и строго спросила:
– Что ты здесь делаешь? Где Виченцо?
– и тотчас же снова закрыла глаза, натянув одеяло до подбородка.
– Спи, ласточка!
– мягко сказал Раймонд, задергивая в комнате шторы. Потом он вернулся а зал, где уже сидели Кретьен де Труа и Симон Руши и рассказывали свою историю.
– ...рискуя жизнью, мы вытащили ее из лап жутких убийц, с пальцев которых стекала алая кровь, - образно, как и все поэты, говорил Кретьен де Труа.
– Я пронзил своим мечом пятерых, а остальные пустились в бегство. Тогда мы спрятали ее в укромном месте, а затем поспешили сюда. Но за нами продолжали следить всю дорогу, и возможно, следят до сих пор.
– О, да!
– важно подтвердил Руши, гладя свою длинную бороду и вырывая из нее волоски.
– Виченцо сойдет с ума, не найдя Алессандру, - проговорил Гуго де Пейн.
– Мы не знали, что они в тюрьме, иначе бы постарались их освободить, сказал трувер.
– Думаю, они и сами скоро освободятся, - заметил Раймонд.
– Кстати, по дороге из Яффы нам встретился наш общий друг Андре де Монбар, - произнес Руши.
– Он торопился в город, чтобы помочь Бизолю и остальным.
– Надеюсь, он донесет до Виченцо весточку, что его супруга жива и здорова, - сказал де Пейн.
– А пока, будьте моими гостями. Живите в Тампле сколько вам заблагорассудится. Здесь вас никто не тронет.
– На это мы и рассчитывали!
– радостно откликнулись оба.
– В этих проклятых гостиницах столько клопов, - добавил Кретьен и, взглянув на Руши, усмехнулся: - И тафуров.
– К сожалению, я не могу пригласить вас на экскурсию по городу: сижу, знаете ли, под домашним арестом. Но Раймонд в вашем полном распоряжении.
– Это без меня!
– поспешно отозвался Руши.
– Что-то у меня нет особой охоты...
– А я, пожалуй, с удовольствием навещу своего старого приятеля - Фуше Шартрского, сказал Кретьен. Поди, все пишет и пишет, старый дуралей? Да, кстати, - предупредил он, - было бы хорошо, если бы возле Алессандры, когда она проснется, находилось бы какое-нибудь знакомое лицо, а то она, видите ли, имеет привычку по всякому поводу хвататься за меч.