–  Мы обнаружили их на южной окраине города, - говорил один из них. Домик с желтой крышей и с большим каштаном перед воротами. И Виченцо, и Алессандра прячутся там.

–  Вы точно уверены, что вместе с ними два рыцаря Гуго де Пейна? переспросил Чекко.

–  Да, - подтвердил второй латник.
– Я сам их видел из-за забора. Тот, здоровенный, кажется, Бизоль де Сент-Омер, и другой, одноглазый.

–  Роже де Мондидье, - шепнул Кретьен Симону Руши.

–  А кто еще в доме?
– спросил Чекко.

–  Пара слуг и больше никого. Что будем делать, сир?

–  Мне нужна только девушка!
– произнес Чекко и глаза его вспыхнули в предвкушении близкой цели.
– Остальных - пустим в расход.

–  Зарежем?
– уточнил третий латник.

–  Я сказал: пустим в расход. Это звучит более благородно.

–  Как скажете. А когда начнем?

–  С наступлением сумерек.

Кретьен и Руши вытащили свои головы из дыры под рукомойником - вместе с нависшей на ушах паутиной.

–  Что вы на это имеете сообщить?
– произнес трувер, отряхиваясь.

–  Нас это не касается, - быстро проговорил алхимик.
– Наше дело - сам Гуго де Пейн. И вообще, меня больше беспокоят тафуры.

–  Уймитесь вы со своими привидениями - обозлился Кретьен.
– Я сам тафур, если хотите знать. Думаю, графу Шампанскому не понравится, если мы не поможем Бизолю де Сент-Омеру и его друзьям. Кроме того, мы здесь крупно выиграем: спасая сподвижников Гуго де Пейна, мы тем самым входим к нему в доверие. Уразумели?

Симон Руши боязливо молчал, теребя свою длинную седую бороду.

–  Почему вы сказали, что вы - тафур?
– спросил наконец он, опасливо поглядывая на Кретьена. Трувер сердито плюнул на пол.

–  Давайте лучше подумаем, как нам предупредить этих рыцарей, промолвил он.

Впрочем, Кретьен де Труа напрасно столь снисходительно и беспечно относился к секте тафуров, действовавших в Палестине с конца прошлого века. Основу ее составляли монахи из Калабрии, прибывшие в Иерусалим за несколько лет до его взятия Годфруа Буйонским, а возглавлял их некий таинственный епископ, носивший сначала имя Урсус, затем - Артус, и назвавшийся, в конце концов, Тафуром. Прошлого у этого епископа вроде бы не было, по крайней мере, оно было тщательно заштриховано и стерто из истории; но кое-кто уверял, что он когда-то являлся духовником отца Годфруа Буйонского и учителем Петра Отшельника, - этих двух самых ярких вождей рыцарского похода на Иерусалим. Да и другие влиятельные принцы, князья и графы поддерживали с Тафуром некие таинственные связи. В чем же заключалась его сила? Не являлся ли он тем теневым правителем Иерусалима, который должен был в случае необходимости выйти на свет и подхватить падающую власть? Мало кто видел лицо Тафура, поскольку последние десять лет он почти не снимал маску, да и резиденция его была неизвестна. Он сам посылал своих людей туда, куда это было нужно, или появлялся в нужный момент там, где было необходимо. Известно было лишь, что тафуры носят на груди выжженный символ - красные розу и крест, и исповедуют некие мистические учения Митры и Зороастра. Ходили и другие слухи: что в среде тафуров существуют страшные ритуальные обряды, связанные с человеческими жертвами, что там занимаются каннибализмом, содомией, противоестественными совокуплениями с детьми и покойниками, что члены секты - жестоки, коварны и беспощадны. Но, распускавшие эти слухи быстро исчезали, а пытавшиеся докопаться до истины - замолкали навсегда. Тафуры умели хранить свои тайны...

Днем Виченцо Тропези отправился на подворье, куда неожиданно прибыла большая партия паломников. Захватив с собой пару слуг, он занялся их обустройством и размещением. В организованном им приюте и столовой закипела работа. Виченцо порадовало, что василевс Византии Алексей Комнин сдержал данное Гуго де Пейну слово, - до самой Эдессы паломников сопровождал отряд императорских трапезитов - легких конников. Правда, уже в Палестине, возле крепости Тир, на пилигримов напали скрывавшиеся в засаде турки, основательно потрепав их и ограбив. Не убереглись паломники и от разбойничьих шаек. Виченцо рассчитывал закончить свою работу к вечеру.

Вскоре, вслед за молодым генуэзцем, дом покинул Бизоль де Сент-Омер, препоручив охрану здания и Сандры Роже де Мондидье и Нивару. Сам он направился в знаменитые яффские бани на берегу моря, думая скоротать там пару часов и всласть попариться, поваляться на раскаленных по-турецки плоских камнях. Но в термах он случайно встретил Филиппа де Комбефиза, также большого любителя бань, совершавшего вояж по прибрежным городам Палестины. Болтая о том, о сем, вспоминая турниры и войны, они не заметили, как быстро пролетело время и стало темнеть. Попрощавшись с бароном, Бизоль заторопился домой.

А два часа назад жилище покинул и Роже де Мондидье. Сандра прилегла отдохнуть в своей комнате, а Роже, высунувшись из окна, считал ворон на соседней крыше. Вдруг внимание его привлек ехавший по улице рыцарь на породистом скакуне. Роже аж поперхнулся от волнения: этим рыцарем был Этьен Лабе, да и любимого коня невозможно было не узнать.

–  Стой, ворюга!
– заорал Роже, выпрыгивая из окна. Следом за ним кубарем по лестнице - скатился и косоглазый Нивар. Они вскочили на своих коней и, позабыв о том, что должны охранять дом и Сандру, помчались по улице за уносящим ноги Этьеном Лабе, оставив ворота открытыми настежь. Таким образом, спящая в своей комнате Сандра осталась одна во всем доме.

Если бы Беф-Цур знал о том, что дом пуст, а ворота открыты, он бы не стал ждать два часа до наступления сумерек, а спокойненько выполнил то, что надумал. Да и Чекко Кавальканти приехал бы сюда пораньше. Но и тот и другой со своими людьми терпеливо выжидали, когда стемнеет. Беф-Цур с зилотами коротал время на пустыре возле забора, а Чекко Кавальканти - в каштановой роще неподалеку. Когда солнце скрылось за горизонтом, оба они произнесли одну и ту же фразу:

–  Пора!..

Зилоты перебросили железные крючья с веревками через высокий забор, а латники рысью выехали из каштановой рощи.