Шрифт:
И этот жест у него вышел странно смешанным: угодничество и достоинство в одном флаконе. Точнее, в одной бутылке из-под пива.
– Так я продолжу. Перевод, который цитировали вы, использовал и Михаил Афанасьевич Булгаков. Иногда используют перевод Пастернака. Как это… - человечек прикрыл глаза и почти пропел, - "Часть силы той, что без числа творит добро, всему желая зла". Правда, хуже?
Емельян Павлович терпеливо сопел, дожидаясь, когда можно будет вернуться к интересующему его разговору. Портнов, наоборот, слушал с очевидным вниманием.
– Любопытно, - сказал он.
– Вы в прошлом филолог?
Леденцов вздрогнул. Не хватало ещё встретить здесь однокашника.
– Лингвист, - ответил серый человек.
– Точнее, текстолог. Был младшим научным сотрудником института кибернетики. В Москве.
Последнее обстоятельство он отметил с чувством превосходства.
– И зовут вас?
– Тридцать Три, вы же слышали. Это уменьшительно-ласкательное от "Тридцать Три Несчастья".
Емельян Павлович наблюдал за беседой с недоумением. Он не представлял, кому придёт в голову обращаться к блеклому бомжу уменьшительно, да ещё и ласкательно. Зато в глазах Портнова горел охотничий азарт.
– Это потому, - продолжал Тридцать Три, - что я приношу несчастье. Так считают.
Иван Иванович чуть не облизнулся.
– Если бы я верил в судьбу, - сказал он Леденцову, - я бы сказал, что это её знак. А где найти вас, милейший, - обратился он к бывшему лингвисту, - ради продолжения беседы?
– Здесь. Или на вокзале.
Вопроса "зачем?" он не задал. Раз спрашивают, значит нужен. Господам виднее.
– Послушайте, - Емельян Павлович еле дождался, пока Тридцать Три отойдёт на шаг, - зачем вам этот бомж? Мы говорили о людях, которые хотят блага, а творят чёрт знает что.
– А это один из них, - ответил Портнов, глядя в спину спившемуся текстологу.
– Типичный мастер сглаза. Не слишком сильный, но для начала сойдёт.
– Для какого начала? Учтите, я в авантюры никогда не впутываюсь.
– Уже впутались.
– Леденцов!
– крикнул охранник.
– Портнов! На выход с вещами!
9
Емельян Павлович так и не понял, почему, покинув каталажку, он не послал этого ненормального Портнова ко всем чертям со товарищи. Более того, уже на следующий день вёз его на своей "аудюхе" в сторону вокзала. Так получилось. Офис все ещё опечатан, счета арестованы, и заняться решительно нечем. Даже доказывать правду долго не пришлось: мэр лично пообещал во всём разобраться и "объяснить этому щенку, кто есть кто в городе". "Щенком" оказался молодой горячий прокурор, который вдруг бросился бороться с криминалом вообще и "крышеванием" в частности. Кто-то из завистников указал на "Мулитан", и…
Леденцов помотал головой. Все, надоело. Вячеслав Андреевич кровно заинтересован в стабильности бизнеса, вот пусть и выкручивается, раз мэр.
Сидящий рядом Иван Иванович сегодня был немногословен. Запас красноречия он растратил, убеждая Леденцова найти лингвиста-бродягу.
– Вы ведь спать не сможете, - говорил он, - все будете Думать о моих словах, о мастерах силы и сглаза. Лучше сделать и пожалеть, чем не сделать и пожалеть.
"Ладно, - решил Емельян Павлович, - посмотрим, что да как. Информация лишней не бывает".
Тем временем его пассажир встрепенулся и сказал:
– Заедем по дороге на Кирова, подберём человека.
Леденцов механически повиновался. И тут же удивился собственной покорности.
На улице имени невинно убиенного их ждала дама лет сорока в - мягко говоря - скромном костюмчике и с пакетом. Из пакета доносилось благоухание мясного фарша.
– Здравствуйте, - сказала она тоном учительницы и устало погрузилась на заднее сидение.
– Меня зовут Емельян Павлович, - сказал Леденцов, выруливая на проспект.
– Я знаю, - чётко ответила пассажирка и добавила.
– Алена Петровна Громыко, заведующая детским садом номер три.
Емельян Павлович попытался сообразить, какая тема, кроме погоды, могла оказаться интересной для всей компании, но обнаружил, что подъезжает к вокзалу.
– Я его сейчас найду, - заявил Иван Иванович и выскочил на тротуар.
Поводив носом, он решительно направился в сторону зала ожидания. Леденцов ещё раз обратил внимание на выправку этого странного человека.
– Он раньше был военным?
– спросил Емельян Павлович через плечо.
– Иван Иванович? Нет. Просто у него такой образ жизни.
Повисла пауза.
– А вы давно его знаете?
– спросил Леденцов.
– Лет двадцать, - ответила Алена Петровна, - и он всегда был такой.
– А кем он работает?
Ответа не последовало. Емельян Павлович обернулся: пассажирка улыбалась и смотрела в окно. Леденцов уставился в запотевшее лобовое стекло. Крупные, как улитки, капли неторопливо штриховали стекло сверху вниз.