— Еще в воздухе. Кустов и Лазарев. Они на подходе. — Однако сам думаю: «А если это не они?»

И как бы в ответ на мой вопрос радио донесло голос Кустова:

— Приготовьте санитарную машину. Сергей летит па честном слове.

Самолет Лазарева заходил на посадку неуклюже, с большим креном. Правое крыло было так раздето, что белели его деревянные внутренности и виднелся бензиновый бак. Фактически Лазарев летел на одном крыле. Сколько требовалось от него усилий и умения, чтобы машина не перевернулась и не сорвалась в штопор! Но как такую калеку посадить? Это еще труднее и опаснее, чем просто лететь. И почему он не выпрыгнул с парашютом? А сейчас уже поздно: нет высоты.

Лазарев убрал газ, и самолет камнем помчался к земле. Аэродром застыл в оцепенении. Единственное, что может замедлить падение и смягчить удар, — это мотор. И мотор не подвел. Он как бы почувствовал опасность, мгновенно заработал на полную мощь. И машина, повинуясь его силе, приземлилась удачно.

На стоянке Лазарев лихо выскочил из кабины и, бросив беглый взгляд на разбитое крыло своего «яка», бодро подошел ко мне и с горделивыми нотками обратился за разрешением доложить своему командиру пары о вылете.

— Товарищ лейтенант, задание выполнено, — в прежнем тоне продолжал Лазарев, обращаясь к Кустову. — Вас в бою прикрыл. Сбил бомбардировщика, но и меня немного кто-то укусил. Какие будут замечания?

— Значит, задание выполнено? — переспросил Кустов.

— Так точно! — отчеканил летчик.

— А кто вам дал право атаковать «юнкерса»?

— Но вы мне и не запрещали. — Друзья перешли на «вы».

— А разве вы не знаете закона — ведущий атакует, а ведомый охраняет его?

— Но сзади нас никого не было, и я думал…

Помощник командира полка предостерегающе поднял руку:

— Хватит! Все ясно! — и взглянул на меня: — И когда твой ухарь твердо зазубрит азбучные истины воздушного боя?

В комнату отдыха шли молча. Теперь мне ясно, почему Кустов с Лазаревым не видели истребителей противника. Когда Кустов по радио передал «Атакую!», «мессершмиттов» не было. Они появились позднее. Кустов надеялся, что Сергей будет зорко следить за обстановкой и охранять его. Но Лазарев нарушил закон боя. И сейчас, как мне показалось, он понял это и шел подавленный. Однако, к моем^ удивлению, вдруг беспечно запел:

Тучи над городом встали,

В воздухе пахнет грозой…

— Прекрати «арию»! — возмутился я. — Почему нарушил в бою дисциплину, бросил ведущего и кинулся в атаку на «юнкерса»?

— Виноват, — признался он. — Думал, вдвоем быстрее расправимся с бомбардировщиками. Больше — этого не будет. Простите. — И Лазарев виновато потупился.

Раньше это нас как-то обезоруживало, и мы мирились с его неразумным, ухарским поведением, но в этот раз смиренный вид Лазарева взорвал Кустова:

— До каких пор будет продолжаться сказка про белого бычка?!

— А зачем кричать на меня? Ну, виноват. Я сам за это и поплатился. Не хотите простить — накажите.

— А нас ты в расчет не берешь? — сдерживаясь, спросил я. — Мы все из-за твоей расхлябанности попали под удар. Было четыре истребителя противника. Они нас почти одновременно атаковали, а вы оба с Кустовым ничего не видели.

Лазарев тяжело вздохнул:

— Да, черт побери, нехорошо получилось. Маху дал. Накажите.

Лазарев по характеру боец хотя и неуравновешенный, а храбрый. За смелость, за веселый нрав его любили. Летчики добры и снисходительны к смелым товарищам, поэтому прощали ему вольности. Но снисходительность к ошибкам рождала у него новые ошибки. Как наказать Сергея; чтобы он навсегда почувствовал ответственность не только за себя, но и за товарищей? Обыкновенное взыскание согласно уставу — выговор, арест, — как мне казалось, мало поможет. И тут у меня возникла мысль.

— Отстраняю вас от полетов, — сказал я коротко и тихо, Лазарев побледнел, остановился и растерянно заморгал белесыми ресницами.

— Как это — отстраняете от полетов? — с трудом выдавил он из себя и попятился, словно на него наползало что-то тяжелое. — Не доверяете?

— Понимайте, как хотите.

— Значит, мне не летать?

— Идите с аэродрома на квартиру и подумайте. А через недельку поговорим…

К концу ноября на полпути от Житомира к Киеву враг был остановлен, и полк после пяти месяцев боев выводился на переформирование. За это время мы должны получить новые самолеты Як-9Д с большой дальностью полета, освоить их и ввести в боевой строй молодых летчиков.

За самолетами пока улетело десять человек. Из нашей эскадрильи — Кустов и Априданидзе. Правда, у Кустова с Люсей на Новый год была назначена свадьба. Ему предлагали остаться в Киеве. Но он отказался, заявив, что личные дела не должны влиять на службу.

Сразу же после отлета десятки в командировку остальные получили новые истребители и приступили к учебным полетам.

22 декабря — самый короткий день в году. Накануне синоптики обещали летную погоду. Чтобы не терять ни минуты светлого времени, мы рано приехали на аэродром. За городом розовело чистое небо, но, когда на КП уточнили задание и снова вышли на улицу, заря не наливалась румянцем, а блекла и, словно обессилев, вскоре совсем потухла в быстро образовавшемся тумане. Густой, белый, он, словно молоко, разлился по Днепру, затопив берега, Киев, аэродром. Нигде ни звука. Все, казалось, вымерло. Люди двигались молча, настороженно.