— Но ведь нельзя же, чтобы он…

— Так ты меня понял или нет?

Бледнолицый варден умолк, опустил голову и еле слышно пробормотал:

— Да, госпожа моя.

— Вот и отлично. Можете идти, оба. Торжествующе усмехнувшись, Гэмбл с восхищением глянул на Насуаду, коснулся пальцами лба и низко ей поклонился, а потом, пятясь, двинулся к дверям. Следом за ним вышел и его бледнолицый противник, явно не довольный подобным исходом дела.

— И вы тоже идите, — велела Насуада стражникам, стоявшим у двери.

Оставшись одна, она горестно поникла в кресле и с тяжким вздохом принялась обмахиваться веером, чтобы осушить капли пота, выступившие у неё на лбу. Постоянная жара отнимала у неё силы, даже самые лёгкие дела делая трудновыполнимыми.

Насуада, правда, не без оснований считала, что и зимой чувствовала бы себя усталой: она не ожидала, что ей придётся столкнуться с таким количеством трудностей. Она неплохо знала устройство ордена и благодаря отцу была знакома со всеми его делами, и тем не менее потребовалось куда больше усилий, чем она предполагала, чтобы перевести всех варденов из Фартхен Дура через Беорские горы и устроить их в Абероне. Ей страшно было даже вспоминать о столь долгом и тяжком путешествии в седле. А уж подготовка к отправке из Фартхен Дура и вовсе казалась ей страшным сном. Не менее сложным оказалось и внедрение варденов в новую обстановку. При этом приходилось готовить их и к грядущей войне с Империей! У Насуады по минутам были расписаны все дни, но времени катастрофически не хватало. Она чувствовала, что не в силах одна справиться с решением многочисленных проблем.

Она бросила веер на стол и позвонила своей горничной Фарике. Знамя, висевшее справа от её рабочего стола, чуть шевельнулось, когда из потайной дверцы в стене выскользнула Фарика и, учтиво опустив глаза, встала рядом со своей госпожой.

— Ещё кто-нибудь просился ко мне? — спросила Насуада.

— Нет, госпожа.

Насуада с трудом сдержала вздох облегчения. Раз в неделю она открывала двери своей приёмной для разрешения всех споров и сложностей, возникавших меж варденами. Любой, кто чувствовал, что с ним обошлись несправедливо, мог испросить у неё аудиенции и потребовать суда над обидчиком. Увы, она пошла на это, совершенно не представляя себе, сколь трудна и неблагодарна эта работа! Теперь она часто вспоминала слова отца, которые тот почти всегда произносил после очередных переговоров с Хротгаром: «Хороший компромисс всех оставляет рассерженными». И, похоже, был абсолютно прав.

— Ты знаешь, — сказала Насуада Фарике, — я хочу отправить этого Гэмбла на другую работу. Ты бы подыскала ему такое занятие, где пригодился бы его острый язык. Он у него хорошо подвешен. Мне надоело разбирать его кражи — пусть на новом месте он хоть ест досыта.

Фарика кивнула, подошла к столу и записала поручение своей госпожи на куске пергамента. Она была отличным секретарём и давно уже стала для Наусады просто незаменимой.

— Где мне его искать? — спросила она.

— В каменоломнях. Он — каменотёс.

— Я все сделаю, госпожа. Да, пока вы принимали посетителей, король Оррин спрашивал, не присоединитесь ли вы к нему потом. Он будет в лаборатории.

— Интересно, что он ещё придумал, — пробормотала Насуада. Она протёрла руки и шею лавандовой водой, поправила причёску, глядясь в зеркало из полированного серебра, подаренное ей Оррином, слегка одёрнула рукава платья и, вполне довольная своей Внешностью, лёгкой походкой быстро вышла из кабинета в сопровождении Фарики.

Здесь, на юге, солнце светило так ярко, что дополнительного освещения в замке Борромео не требовалось, зато и жара в его комнатах стояла нестерпимая. В полосах солнечного света, падавших из узких окон-бойниц, плясали мириады золотистых пылинок. Насуада, выглянув в одно из окон, выходившее на барбакан, увидела, что десятка три кавалеристов Оррина в оранжевых доспехах строятся во дворе, отправляясь в очередной сторожевой рейд по окрестностям Аберона.

«Да что они смогут поделать, если Гальбаторикс все же решит прямо сейчас напасть на нас!» — с горечью думала Насуада. Единственной защитой от подобного нападения служили им гордость Гальбаторикса и, возможно, его страх перед новым Всадником — Эрагоном. Как и все правители, Гальбаторикс весьма опасался узурпации власти, особенно теперь, когда среди варденов появился столь решительно настроенный молодой Всадник со своим драконом. Насуада, впрочем, понимала, что играет в исключительно рискованную игру, а её противник — самый могущественный безумец Алагейзии. Если она неправильно оценила его и свои возможности, то всем варденам в самом ближайшем будущем может грозить гибель, а значит, умрёт и всякая надежда на то, что правлению Гальбаторикса когда-либо будет положен конец.

Знакомые запахи, царившие в замке Борромео, напомнили Насуаде о тех временах, когда она ребёнком гостила здесь с отцом. Тогда в Сурде правил ещё отец Оррина, король Ларкин. Оррина она тогда почти не видела: он был на пять лет старше и уже полностью поглощён своими обязанностями юного принца. Зато теперь ей часто казалось, что из них двоих старшая как раз она, Насуада.

В дверях лаборатории ей пришлось остановиться и подождать, пока личная охрана Оррина, всегда стоявшая у дверей, сообщит королю о её прибытии. Вскоре на лестнице послышался знакомый звучный голос:

— Насуада! Я так рад, что ты пришла! Я очень хочу кое-что тебе показать.

Стараясь держать себя в руках, Насуада вместе с Фарикой вошла в лабораторию. На длинных столах повсюду стояли фантастические перегонные кубы, штативы с мензурками, реторты — все это было похоже на какие-то стеклянные заросли, только и ждущие того, как бы зацепиться за платье своими хрупкими «ветками». Насуада почувствовала на языке противный металлический привкус, неприятный запах в воздухе заставлял слезиться глаза. Осторожно приподнимая подол платья, обе девушки пробирались по единственному относительно свободному проходу — мимо песочных часов, мимо весов, мимо каких-то загадочных книг в чугунных переплётах, мимо созданных гномами астролябий, мимо светящихся кристаллических призм, над которыми вспыхивал голубоватый свет.