— Об этом вы еще расскажете. Если вам нечего больше сказать об агарисском покушении, расскажите о нападении на герцога Эпинэ.

— Охотно. — Салиган слегка поклонился обвинителю. — Ночью в мой дом пришел неизвестный мне человек, по виду кэналлиец или марикьяре. Гость сказал, что смерть Дорака не освобождает меня от моих обязательств и что если я не помогу похитить герцога Эпинэ, о моем прошлом узнают все. Что мне оставалось делать?

— Называл ли ваш гость какие-либо имена?

— Герцога Алва. По его словам, Дорак передал Алве доказательства моих и не только моих преступлений. Тайно вернувшись в Талигойю, герцог встретился с верными людьми и оставил им распоряжения на случай своего пленения. Оставшиеся на свободе должны были захватить ценного заложника и обменять его на Алву.

— Что вы предприняли?

— Я вынудил слугу моего доброго знакомого барона Капуль-Гизайля уступить место человеку Алвы.

— На этом ваше участие в нападении исчерпывается? — уточнил гуэций.

— Да, сударь. Упомянутую ночь я провел за картами, чему есть множество свидетелей.

— Это правда, — подтвердил Фанч-Джаррик. — Раймон Салиган виновен в недонесении о готовящемся преступлении, но не в нападении на Первого маршала Талигойи.

Салиган поклонился еще раз. Врет, но почему? Не знает правды или… выгораживает Марианну? А вот ты не Иноходец, ты — осел! И ведь собирался же к Капуль-Гизайлям, но не добрался.

— Господин Салиган, Высокий Суд удовлетворен вашими ответами, а теперь расскажите о том, что предшествовало так называемой Октавианской ночи.

— Охотно. — Неряха старательно наморщил лоб. — Прошлой весной, к сожалению, точный день назвать не могу, меня вызвал Дорак. Принимал он меня в саду, и я сразу понял, что речь пойдет о чем-то тайном даже по его меркам…

Все стало на свои места — покушения на сюзерена, охота за Робером, новые выходки Сузы-Музы… За всем стояли люди Дорака и кэналлийцы. Салигана поймали на подлости, а Удо — на любви. Шепнули, что жизнь баронессы зависит от послушания графа Борна, — и все! Хорошо, что Салиган об этом не знает, и хорошо, что, пока дело Сузы-Музы не раскрыто, об участии Удо в покушении приказано молчать. Юноша смотрел на высокого неопрятного человека и проклинал себя за глупость. Салиган судит по себе, он мог поверить, что Борн гонится за маршальским жезлом, но как же все они не поняли?! Даже сюзерен, хотя Альдо не знает, что такое любовь…

Борну можно было помочь, догадайся хоть кто-нибудь, что его визиты к куртизанке не минутная прихоть, а настоящее чувство. Марианна, несмотря на свои занятия, была по-своему честной и смелой. Она спасла Робера, и она помнит добро. Если баронессе объяснить, в чем дело, она поможет выловить уцелевших шпионов Дорака. Салиган дневал и ночевал у Капуль-Гизайлей, надо полагать, захаживают туда и его сообщники. Дернув за нужную нитку, можно добраться и до кэналлийского отряда, и до Сузы-Музы, чьи вирши распевает простонародье. Вот уж кому место в Занхе, кем бы он ни оказался.

— Вы отвечаете за свои слова? — Обычно невозмутимый супрем казался потрясенным.

— Я устал молчать. — Лицо маркиза было угрюмым и решительным. — Подумать только, когда-то самым страшным моим проступком был адюльтер с довольно-таки вздорной графиней, а чем кончилось…

— Раймон Салиган, — гуэцию как-то удавалось скрывать брезгливость, — ваши похождения Высокий Суд не интересуют. Итак, вы знали, что в святой воде, которую передал вам Дорак?

— Тут и гусак бы сообразил, — буркнул Салиган. — Сосуд был просто брат родной того, что привез Оноре. И чеканка, и печать орденская, все на месте.

— Как вам удалось подменить сосуды?

— Во время диспута. Монах, который их таскал, заслушался, даже рот разинул. Если б я вместо святой воды ему бочонок вина подсунул, он и то бы не заметил.

— Вы видели, как из принесенного вами сосуда поили детей?

— Зачем? Я свое дело сделал и убрался. По дороге встретил пару знакомых, сказал, что святые отцы перед обедом — это страшно.

— Что еще поручил вам Дорак?

— О, скучать мне не приходилось, — заверил маркиз. — Я должен был договориться с «висельниками», а незадолго до погромов подбросить Ги Ариго письмо с предупреждениями.

— Что, кому и от чьего имени вы приказали «Двору висельников»?

— Я говорил с предводителем, получившим власть с разрешения Дорака. Мы не называли имен, но «висельник» знал, от имени кого я пришел.

— Что именно вы передали?

— Что лигисты во главе с Авниром начнут бить еретиков. Увидев это, «висельники» должны надеть черные банты и сжечь провиантские и мануфактурные склады, за что им будет дозволено разграбить дома иноземных негоциантов. На самом деле склады будут вскрыты и очищены людьми Дорака, так как кардинал не имел средств на содержание новых армий. Погромы скрывали недостачу.

— Кто должен был прекратить погромы?

— Маршал Алва с помощью людей генерала Савиньяка. Разумеется, Авнир и «висельники» об этом не знали.

— А вы?

— Господин гуэций, — природная наглость Салигана взяла верх над проснувшейся было совестью, — Дорак был чудовищем, а не дураком. Он не мог оставить свидетелей. Признаться, я боялся, что отправлять Авнира и короля «висельников» в Закат предстоит мне, но этого не потребовалось. Герцог Алва вошел во вкус и покончил с ними сам.