— Катарина? — Глаза сюзерена стали круглыми. — Но… Она же старше тебя и, уж прости, далеко не красавица.

— Ты не понимаешь, — замотал головой Дик. — Катари не роза, она — гиацинт, небесный гиацинт…

— Может быть, — с сомнением произнес Его Величество, и Дикону стало смешно от счастья, — но лично я розы предпочитаю. Женщины должны быть как Матильда в молодости, но о вкусах не спорят… Хорошо, если Катарина Ариго тебя любит, женись, только не пожалей потом. А то увидишь эдакую фиалочку, юную, свеженькую…

— Окделлы любят только раз, — вскинул голову Ричард, — или не любят вообще. Катари в юности была влюблена в моего отца, она боялась за меня, думала, что Алва…

— Так вы встречались? — Сюзерен вновь улыбался. — Вот ведь проказники, а по виду не скажешь!

— Мы говорили два раза. — Королева будет свободна, но как мерзко, что ее тайны узнают все. — Сначала Катари меня предупреждала про Джастина. Потом хотела оправдаться… Я видел ее с Алвой, так получилось. Альдо, а нельзя дальше без свидетелей? Только судьи, и все.

— Дикон, — скривился Альдо, — не говори ерунды. Я не собираюсь тебе мешать, женись и будь счастлив, но для меня Талигойя важнее свадьбы, даже твоей. У Оллара не должно быть законных наследников. Алва будет осужден так, что ни одна мышь нохская не придерется.

Многоопытному юристу пристало юлить и ждать, когда обалдевший собеседник скажет больше, чем собирался, но мэтр Инголс явил собой прямо-таки солдатскую прямоту.

— Итак, Первому маршалу Великой Талигойи и Высокому Судье понадобился адвокат? — в упор спросил толстый законник, отринув не только здоровье, но и погоду. Робер такого не ждал, но придуманная загодя фраза выручила.

— Ваше время и ваша голова стоят дорого, а ваши усилия пропали зря. Во сколько вы оцениваете проделанную работу?

— Вы желаете дать мне денег? — Адвокат удивленно поднял брови. — Для ближайшего друга Альдо Ракана это, по меньшей мере, странно.

— Тем не менее сколько?

— Я не готов отвечать. — Законник слегка передвинул бокал с довольно-таки посредственным вином. — Давайте поговорим об этом после обеда, раз уж вы меня на него пригласили.

— Я предпочитаю сначала уладить дела.

— Видите ли, Монсеньор, — медвежьи глазки стали лукавыми, — я называю цену, исходя из возможностей клиента и важности для него результата моей работы. Сколько стоит герцог Эпинэ, я примерно знаю, но зачем внуку Анри-Гийома платить за Алву? Я теряюсь в догадках, а значит, боюсь продешевить.

— Тогда давайте обедать, — Робер вздохнул и понял, что проголодался, — но без платы я вас не выпущу.

— Я буду звать на помощь, — предупредил адвокат, разворачивая салфетку. — Но, Монсеньор, заданный вами вопрос не стоит обеда. Вы хотели узнать что-то еще, не правда ли?

— Я хочу знать ваше мнение о процессе, вернее, о том, что вы видели.

— Неужели вы думали, что такая судебная крыса, как ваш покорный слуга, не отыщет лазейки? — Мэтр укоризненно покачал головой и взял оливку. — Господин Кракл выпроводил из зала толстого законника в зеленой мантии. Наутро в Ружский дворец вошел толстый негоциант в коричневом платье.

— Тем лучше. — Наглость Инголса вызывала восхищение. — Итак, что вы думаете? Ручаюсь, сказанное останется между нами.

Адвокат бросил косточку на тарелку.

— Альдо Ракан не первый, кто пытается свести счеты с противниками с помощью закона. И не последний. Обычно устроители судилищ выныривают из них, благоухая, как сточная канава, господин Ракан лишь подтвердил это правило. Честная казнь по горячим следам победителя не запятнает. В отличие от попытки сделать убийство законным. Вы со мной не согласны?

Соглашаться было нельзя, спорить не тянуло, оставалось увести разговор в сторону. Робер отломил кусок хлеба. Мэтр ждал ответа, крутя во рту очередную оливку. Эпинэ обмакнул хлеб в горчичный соус.

— Следовало судить не Алву, а Фердинанда.

Законник поморщился, словно оливка превратилась в лимон.

— Позвольте с вами не согласиться. Юриспруденция — удивительная вещь, сочетающая безумие поэта с беспощадностью математика и наглостью кошки. То, что обычному человеку кажется очевидным, для юриста эфемернее радуги, зато откровенная чушь может стоить жизни и имущества.

— И вы посвятили этому жизнь? — Разговор шел не так, как думалось, но прерывать его не хотелось.

Юрист ухмыльнулся: