— Мы бы не советовали гимнет-капитану пить с государственным преступником. — Альдо, хоть и был вне себя, старался говорить спокойно. — И мы бы не советовали гимнет-капитану пить, когда он на службе.

— Гимнет-капитан пьет с хозяйкой дома Раканов. — Ее Высочество вышла вперед. — И по ее настоянию.

— Мы видим. — Сюзерен был холодней зимней воды. — Мевен, мы понимаем, у вас не было выбора. Поставьте стакан и отправляйтесь исполнять свои обязанности, у вас их достаточно.

— Поставь, — кивнула принцесса, — потом допьешь. Твоя тюрэгвизэ тебя дождется.

Для принцессы Удо оставался заигравшимся шутником, она не верила, что Борн хотел убить Робера. Дику в это тоже не верилось.

Мевен щелкнул каблуками и вышел. Ричард мог бедняге только посочувствовать: отказать Матильде было так же невозможно, как не отказать.

— Темплтон, — теперь Альдо смотрел только на Дугласа, — сейчас у тебя есть выбор, через пять минут его не будет. Либо ты отправляешься с Борном к Леворукому, либо остаешься со мной, но измен я не прощаю.

— Я остаюсь. — Темплтон казался пьянее Матильды. — Но Удо мой друг. Друг и все.

— Ты тоже мне друг, Дуглас, — усмехнулся Борн, — им и останешься, куда б тебя ни занесло, но спасать меня не нужно. А вот за остающихся не поручусь.

— Это угроза? — Рука Альдо сжала локоть Дика: кого сдерживает сюзерен, себя или вассала?

— Скорей предсказание. — У Борна хватило наглости смотреть в лицо человеку, которого он предал. — Ты много говоришь о гальтарских обычаях, Альдо, но древние не мстили покойникам и статуям и держали слово. А знаешь почему? Они боялись. Их боги не одобряли подлости.

— Ты… — Ричард рванулся вперед, нащупывая шпагу, но сюзерен его удержал:

— Окделл, это не ваше дело. Ваши люди готовы выступить?

— Да.

— Отправляйтесь немедленно. — Альдо шагнул к Удо. — Я тебя предупреждаю, Борн, Талигойи для тебя не существует. Езжай, куда хочешь. Я не стану брать с тебя клятвы не поднимать против меня оружие, клятвы для тебя ничто, как и совесть, и честь… Но на моем пути не попадайся.

— Не стану мечтать о встрече. — Удо слегка поклонился. — Но менять свой путь по чужой прихоти не по мне. Окделл, я в вашем распоряжении. До Барсины.

Что-то буркнула Матильда, хлопнула дверь, под ногами заструились пестрые алатские ковры. Сухо и зло скрипел паркет, топали полуденные гимнеты, мужчины и дамы кланялись и приседали. Дик кивал в ответ, пытаясь не думать о предателе, которому он имел глупость задолжать целую жизнь. Если б Удо не нашел его в лесу Святой Мартины, если б сам он не стал цивильным комендантом, все бы решила шпага.

— Вы рискуете заблудиться.

— Не ваша забота!

Какие у Триумфальной лестницы светлые ступени, раньше он не замечал. Древние воины с мечами выступали из своих ниш, на стенах блестели трофеи Двадцатилетней войны…

— Я забыл спросить у Альдо, когда он избавится от олларского тряпья. — Удо махнул в сторону гайифских знамен. — Может, знаешь?

— Как ты мог? — С пленными и узниками не дерутся, но можно скрестить клинки в Барсине. — Ведь ты был одним из нас…

— Как я мог? — переспросил Борн. — А как ТЫ можешь?

Говорить было не о чем, но Ричард все же спросил:

— Почему ты назвал Альдо незаконным королем?

— А он законный? — сощурился Борн. — Поклянись.

Лестница кончилась, а вместе с ней и разговор. Полковник Нокс хмуро доложил, что все готово.

— Удо Борн поедет со мной в четвертом ряду.

— Понятно, монсеньор. Джереми привел Сону.

— Хорошо. — Линарцы для дальней дороги не годятся, особенно купленный второпях соловый. Если б не смекалка Джереми, коня пришлось бы бросить, иначе дорога растянулась бы на неделю.

— Монсеньор, мои люди переданы в ваше распоряжение.

— Капитан Криц? — Если Удо вздумает откровенничать при цивильнике, неприятностей не оберешься. — Рад вас видеть. Вы знаете дорогу на Барсину?

— Да, монсеньор.

Три десятка человек, чтобы выдворить одного мерзавца! Ричард хмуро разобрал поводья и вскочил в седло. Вечером прием в честь дома Молний, но Робера не будет, как и Катари. Завтра в склеп под храмом Святого Алана опустят Джеймса Рокслея. Из Повелителей его проводит только Валентин. Знает ли Придд тайну Эрнани? Старый Спрут знал, но где же сама бумага? Лежит в каком-нибудь тайнике или ее нашли Манрики? А если исповедь у Валентина? В Лаик Придд был тихоней, а сейчас всплыл на чужой волне, как тварь с его герба.