С ним, с господином по фамилии Монтеро,я познакомился в сумятице войны,в которой мы участвовали оба.Он был влюблён в политику настолько,насколько гусеница влюблена в листву;к тому же, от природы краснощёкий,он был таким раскрасным, что казалосьневольно, будто этой краснотойобязан он отменной селезёнке,функционировавшей безупречнов связи с его народным чистокровьем.И вдруг он лопнул, как пузырь, и мы узнали,что весь он целиком — сплошная липа.Как оказалось, он совсем не тот.Он не был капитаном общей волии даже не был честным рядовым;все убеждения его с него свалились,как старое тряпьё, и вот он — голый:глашатай самого себя и рупорболотной жижи… Ну его к свиньям!Но что меня задело за живое,так это подлость этого подлога,которая была облаченав такую безупречную личину,что даже мы, доподлинные мы,разинув рты и хлопая ушами,работали на этот маскарад,не отличивши шутовства от жизни.Но полноте, какой же он предатель —он, проповедовавший громко правдуи живший с ней, покуда не припёрло,пока не стал ей ворогом заклятым,возненавидев с этих пор всё то,чем был он сам, и то, чем мы остались.Бедняга ренегат в бега подался,и нищенствует в роскоши отельной,и откровенничает в пустоте всё горше,и окончательно себя разоблачает,с пупком своим оставшись тет-а-тет.Какой же он предатель, если простов конце концов излил мертвящий холод,гнездившийся всегда в его груди?
