Шрифт:
И лишь я в своей беседке не был никому нужен, никто не слыхал обо мне, сломавшемся в двух шагах от высокотемпературной сверхпроводимости и Нобелевки, от телевизионных интервью и смазливых дурочек, сжимающих в своих пальчиках мои хрустящие визитки.
Время от времени в поле моего зрения попадала Зизи, которая никак не могла определиться и металась между Малаховым и Федором Бондарчуком с их вассалами.
Наконец поток гостей иссяк и в дело вступил тамада, известный писатель-сатирик, который взошел на небольшую эстраду с микрофоном в руках и, поздравив Кирилла, объявил программу вечера. Протокол занял всего пятнадцать минут и состоял из выступлений нескольких знаменитостей, а далее на сцену выпорхнул Рики Мартин, которого до этого держали в особняке.
Сказав несколько слов по-английски, он закончил русским слово «поздравляю!», которое далось ему с большим трудом, и сразу запел под фанеру.
То есть, это была «минусовка», как я потом узнал. Впрочем, это слово мне мало что говорило.
Было впечатление, что дорогой гость более всего озабочен тем, что находится у него в штанах, он подчеркнуто обращал на эту деталь внимание. Казалось, что она тоже сейчас запоёт, вырвавшись из узких джинсов. То есть, не она, а он, конечно. Мне даже понравилось, что человек так недвусмысленно и активно демонстрирует свою жизненную позицию.
Девицы визжали, натурально.
Я оглянулся, чтобы посмотреть на Кирилла, и увидел, что его нет среди гостей. Именинник попросту смылся, отбыв положенную церемонию.
Не успел я дослушать вторую песню Рики, как официант принес мне записку. Там рукою Кирилла было написано:
«Дон, пожалуйста, зайдите сейчас в библиотеку. Я Вас жду».
Об этом в другой раз. Зизи приготовила завтрак внизу и зовёт меня. Сейчас будет рассказывать о своих впечатлениях. Впрочем, завтрак весьма поздний, более напоминающий ужин. Мы вернулись из гостей часа в четыре ночи и спали до трех дня.
13 сентября 20… года
Зизи в восторге. Зизи пляшет и поёт. Ей удалось пробиться в высшее общество, а какой-то смазливый мальчик из «Фабрики звёзд» пригласил ее на ужин.
– Ага, это так называется, – сказал я. – Небось, педераст.
– Какая разница, Дон! Тебе же лучше, если педик.
И запела «Круто ты попал на ТиВи…»
Целовалась с журналистом-международником. Там вообще после полуночи была полная вакханалия, пляски голыми при луне, как в «Золотом теленке», на фоне подаренного «лексуса».
Я ничего этого не видел, поскольку был занят разговором. Посему замолчу.
Скорее бы она уехала к своему пидору.
15 сентября 20… года
Так вот, вернусь разговору в библиотеке.
Это то место, где мы с Кириллом обычно занимаемся. Богато обставленная библиотека с темными дубовыми стеллажами и отличным подбором книг, где преобладает историческая и философская литература.
В кабинете было полутемно, лишь горела старинная лампа с зелёным стеклянным абажуром, стоящая на письменном столе, покрытом зелёным же сукном.
В кожаных креслах возле маленького столика сидели Кирилл и незнакомый мне человек. На столике была ваза с фруктами и бутылка дорогого красного вина. Стояли три тонких фужера.
При виде меня Кирилл и незнакомец поднялись с кресел.
Незнакомец был небольшого роста, чуть ли не на голову ниже Кирилла, с буйной жесткой растительностью на голове, в которой достаточно было седины, с такою же бородой и короткими мощными руками. Он был в плотно облегавшем свитере, сквозь который угадывалось крепкое тело.
Его вид живо напомни мне профессора Челленджера из знаменитого романа Конан-Дойла. Именно так я его себе и представлял.
– Дон, я давно хотел познакомить вас с Григорием Ефимовичем Фихтенгольцем, моим учителем… – сказал Кирилл, делая жест ладонью в сторону бородача.
Мне показалось, что слово «Учитель» было произнесено с большой буквы.
– Очень приятно. Фихтенгольц, – бородач крепко пожал мою руку короткими мощными пальцами.
– Донников, – кивнул я.
– Присаживайтесь к нам, – пригласил меня Кирилл.
Он подвинул к столику третье кресло и разлил вино в бокалы.
Мы выпили, не чокаясь.
Последовала небольшая пауза.
– Дон, как вам нравится всё это? – наконец спросил Кирилл, сделав легкий кивок в сторону окна, из-за которого едва пробивался Рики Мартин.
Я пожал плечами.
– Ты же знаешь, что я там чужой. Никого не знаю, никому неинтересен, да и мне они неинтересны.
– А позвольте спросить, второе проистекает из первого? То есть они вам неинтересны лишь потому, что вы неинтересны им? – встрял Фихтенгольц.