Может, оно и к лучшему.

У меня было ощущение, что наш маленький боевой отряд, разведгруппа нового российского жизнеустройства, вдруг потерял энергию, остановился и начал размещение на зимних квартирах.

Этому всегда сопутствует разложение.

Надо было срочно ставить хоть какую-то цель вместо того, чтобы ждать у моря погоды.

В течение нескольких дней я размышлял и собирал информацию с помощью компьютера. Вся наша команда мне помогала, потому что сообщений было навалом.

Сообщения о захвате Кирилла какими-то неизвестными путями просочились в Сеть, но они все были неофициальны. «Кто-то сказал», «по слухам», «из неофициальных источников стало известно»…

Да, у нас отняли царевича, но символ остался. Более того, внедрением символа посильно занимались тысячи вассалов моей информационной системы. Поскольку во многих местах России уже начались гонения на нашу звонницу, постольку и разгорался протест. Нам ведь только запрети что-нибудь – книгу, фильм или парад геев – так сразу начнут протестовать. Причем именно те, кто ни к книге, ни к фильму, ни к параду геев не имеет решительно никакого отношения.

Местные власти в большинстве своем запрещали устанавливать звонницы в публичных местах. Попытки установки на века – с бетоном и арматурой – пресекались бульдозерами. Отчаянные смельчаки водружали звонницы в невероятных местах: на крышах зданий, линиях электропередач, мостах. Их героически снимали пожарные и люди из МЧС.

Это было интересно всем, хотя борьба велась вокруг непонятно чего.

Православная церковь стоически молчала, пока на каком-то брифинге Президенту не задали вопрос, как он относится к внезапно возникшей в России моде установки православных крестов «с колокольчиками». К этому времени маленькие звонницы уже начали продаваться в магазинах сувениров.

Президент, улыбнувшись, сказал, что это не по его ведомству. Пусть, мол, православная церковь разбирается.

Поскольку поступил такой руководящий совет, церковь стала разбираться.

Больше всего я боялся, что отцы в рясах соберутся своим Синодом и быстренько предадут анафеме царевича со всеми его атрибутами. Но там подошли к вопросу более осторожно. А именно, вспомнили о празднике Крестовоздвижения и попытались связать с ним нынешний флешмоб.

Тема всплыла и в ЖЖ, где много журналов ведется священнослужителями. Вот что написал по этому поводу один из них:

«Воздвижение Креста отсылает нас к Голгофе. К той жертве, которая, как говорит апостол Павел в Послании к Евреям, принесена раз и навсегда именно посредством этого Креста. Может быть, многие видели, что мы, в соответствии с древним церковным обычаем, не просто воздвигали Креста, а в это время поливали его святой водой. Это тоже очень древний иерусалимский чин, который сохранился во всех патриархатах: омовение креста. И он означает сразу многое. С одной стороны, он означает, что крестом даруется омовение грехов, и это символизировано было ещё при самой крестной жертве Спасителя, когда истекли кровь и вода. Мы, конечно, не можем поливать кровью, но та вода, которой мы поливаем, она сразу символизирует воду и кровь, которые пролились на крест, и через это произошло очищение грехов всего мира. Также мы можем вспомнить, что и сама вода таким образом освящается, потому что во многих чинах освящения вод, которые мы совершаем в разные дни церковного года, воды освящаются именно тем, что в них погружается крест…»

Естественно, антиклерикалы тут же завопили, что церковь хочет подгрести движение под себя, окроплять кресты святой водой и торговать ими в храмах, переведя из статуса сувенира в статус культового предмета. За всеми этими разговорами как-то забылся наш царевич, потому что спорящие стороны предпочитали вообще не упоминать повода возникновения этих крестов. Будто они стали вырастать на Руси от сырости.

Впрочем, кое-где звонницы уже окропляли святой водой. Как всегда, возник некий разнобой, но вот что характерно – никто так и не связывал эти знаки с императорской властью. Это было обидно, в конце концов.

А мы следили за перепалкой, порождённой нашим балаганом в таджикско-русском селе, и не могли ничего поделать. Исчез информационный повод, как теперь говорят, в лице царевича, которого где-то обрабатывали. Судя по всему, обсуждались какие-то условия его освобождения. Но с кем и какие?

Впрочем, я сходил в местную администрацию, состоящую сплошь из женщин средних лет и подал заявку на митинг. Это произвело эффект разорвавшейся бомбы. Никто сроду никаких митингов в Баранове не заказывал. Разрешение тут же дали, робко поинтересовались, на какую тему будем митинговать.

– Закладка державного знака. Вы разве газет не читаете?

По смущённому их виду было понятно: не читают. К сожалению, я не мог пока назвать точной даты. Для митинга мне был нужен царевич, которого мы ждали с надеждой.

Ожидать всегда тягостно, ещё тягостнее ожидать непонятно чего. Я как мог старался занять команду подготовкой к приближающемуся Новому году.

Мы решили отметить по-домашнему, пригласив лишь гармониста Потапа с женой. Они с готовностью откликнулись на наше приглашение, и Оксана стала деятельно участвовать в подготовке. Она несколько раз заходила к нам, мы обсуждали – где поставим елку да что будет на столе, при этом мне все чаще начинало казаться, что во взглядах Оксаны, обращенных ко мне, таится некий призыв или обещание. Я не мнительный и хорошо знаю женщин. На меня «положили глаз». Поэтому я стал осторожным, не хватало мне тут, в Баранове, завести краткий роман с женою знакомого человека!