Но надо было брать себя в руки. Корн лежал раненый и не мог ждать, пока она будет разбираться со своими чувствами.

Пришла женщина, и Алаина еле успела отвернуться.

– Меня прислал Урган тебе в помощь, Алаина, - сказала та.

– Хорошо, Мати, я уже все подготовила. Помоги мне только вдеть нитку в иголку, мне что-то в глаз попало.

Поднеся иголку к первой ране на лице Корна, Алаина взяла себя в руки. Будь что будет, но Корн оказался здесь из-за нее и она должна собраться. Тут же пришла мысль, что она оказалась тут из-за него и Алаина уже рассердилась на себя. Хватит думать, терзаться, надо делать дело.

Вместе с Мати она приступила к делу. Стягивая края раны, она делала меленькие аккуратные стежки. Пальцы, привыкшие к вышиванию, обращению с тонкой красивой тканью, делали все уверенно. Только две раны на лице оказались глубокими, и Алаина опасалась, что останутся рубцы. Хорошо, что одна была на лбу, а другая ближе к уху. Остальные были небольшие, за них Алаина не волновалась. Когда они закончили с лицом и принялись за спину, Алаина тихонько застонала. Там были и следы от когтей, и следы от зубов, и большинство большие и глубокие. Тут уже Мати тоже взяла в руки иголку и помогала сшивать. Но даже вдвоем они окончили уже ночью. Корн так и не пошевелился за все это время. Видимо потеря крови была очень большая.

А наутро раны воспалились, и у него начался жар.

Алаина не отходила от него ни на шаг. Она постоянно накладывала на раны примочки из трав, сменяя одни на другие. Смачивала губы отваром, держала, когда он метался, постоянно разговаривала с ним, что-то рассказывала, пытаясь словами удержать его на этом свете. Некоторые раны пришлось вскрывать, заново промывать их и сшивать. Мати помогала ей, но уговорить Алаину сменить ее, ей не удавалось. Алаина боялась, что кто-то другой может не заметить ухудшения или вовремя не сменить повязку. Алаина не могла себя заставить отойти.

Урган заходил несколько раз, но Алаина его просто не замечала. Он же только внимательно смотрел на нее и юношу, задавал вопросы Мати и уходил.

Несколько дней продолжалась эта борьба за жизнь, и только на десятый день жар спал. Алаина боялась поверить в это, но Корн впервые открыл глаза. Ее он не видел, смотрел только вперед, и когда Алаина поднесла к его губам чашку с отваром, сам отпил пару глотков. После этого закрыл глаза и уснул. Началось выздоровление.

Раны, благодаря лекарственным примочкам стали затягиваться, особенно на лице, где Корн не мог их сильно тревожить.

Когда Корн открыл глаза в следующий раз, взгляд его был уже осознанным. Он взглянул на Алаину, но та не поняла, узнал он ее или нет, Корн опять закрыл глаза. Никого не было и Алаина, быстро нагнувшись к нему, сказала медленно и внятно:

– Не говори, кто ты.

Дождавшись Мати, Алаина оставила Корна на нее и впервые за несколько дней вышла из дома. Было прохладно, моросил дождик, но Алаина жадно ловила потоки воздуха. Только когда Алаина не пришла через несколько часов, Мати подняла шум и Алаину нашли у края поселения. Присев на землю, она, видимо, заснула прямо под дождем. Мокрую, холодную, ее осторожно перенесли в ближайший дом, а ночью горячка началась уже у нее. Урган был вне себя от возмущения и негодования на эту упрямую девушку, к которой он привязался, и которая была ему дорога, как дочь.

Между тем Корн выздоравливал. Он уже мог сказать несколько слов. Мати поскорей доложила об этом Ургану, но тот не стал спешить с расспросами, решив подождать, пока тот не окрепнет. Только запретил Мати рассказывать юноше что-нибудь об Алаине.

И только когда у Алаины миновал кризис, и она также, как и несколько дней назад Корн, впервые спокойно уснула. Урган пошел к выздоравливающему Корну.

С ним был его помощник Тари. Урган не хотел брать Тари, ибо чувствовал, что незнакомец чем-то был связан с Алаиной, и Ургану не хотелось, чтобы Тари, с самых первых дней неравнодушный к Алаине, что-нибудь понял не так. Но у них так было принято, они вместе опрашивали оказавшихся в их владениях.

Надев маски, вошли в комнату, где лежал выздоравливающий юноша. Корн уже не лежал, а сидел в кровати, полулежа. На лице его были видны красные полосы, но вроде бы кожа была ровной, без рубцов. Урган еще раз поразился умению Алаины. Трудно было поверить, что такие неприглядные раны могли исчезнуть без следа.

Тари выразил эту мысль вслух:

– Парень, ты выглядишь гораздо лучше, чем когда попал сюда.

– Спасибо, - Корн говорил еще с трудом.

Вид гостей говорил о важности визита. Бесспорно, это были главари и, несомненно, именно сейчас надо было играть роль деревенского парня, но не глуповатого и наивного. А в голове стояли слова "Не говори, кто ты". Корн не помнил, откуда они, но они звучали у него в голове уже несколько дней.

– Спасибо, - это ты не нам говори, - начал было Тари, но Урган вмешался:

– Тебя вовремя нашли мои люди. Еще немного и ты истек бы кровью. Кто ты, и что ты делал у наших гор?

– Ну, - медленно начал Корн, - это зависит от того, кто вы.

Тари рассмеялся:

– Да, ты не дурак. Отвечай-ка лучше на вопрос, а уж потом мы скажем, кто мы.

– Хорошо, - легко согласился Корн.
– Мне сказали, что моя девушка уехала погостить к своей тете, и я пошел ее навестить.

– И заблудился, да?