–  Это когда ж такое будет?
– раздается тут развязный голос из-за фанерной перегородки.

–  Скоро! Очень скоро!
– запальчиво восклицает селекционер.
– Вот только новое дерево выведу! Банок на нем будет видимо-невидимо!..

–  Нор под ним будет видимо-невидимо, - еще развязнее отвечает голос из-за перегородки.

Очень странный голос, товарищ старший лейтенант. Гномики обычно разговаривают тихо, почти шепчут… А пупырчатые человеческой речью, как я уже докладывал, не владеют. Тот случай в строю - редчайшее исключение, чудо, можно сказать…

–  Кто это у тебя там?
– спрашивает Пиньков.

–  Да помощник… - смущенно говорит селекционер.
– Талантливый мальчуган, только испорченный сильно…

–  Понятно, - говорит Пиньков.
– Вы мне вот что, ребята, скажите: до колдуна далеко отсюда?

–  А колдуну все до фени, - тут же встревает голос из-за перегородки.
– Он проверяющему взятку сунул.

Рядом в темноте - бум! Глухо и мягко, словно тючок с метровой высоты упал. Голиаф, конечно.

–  Молчи!
– вне себя кричит селекционер.
– Я тебя по доброте покрываю! Ты нарочно в прошлый раз сгущенку к тушенке привил!

"Ничего себе!
– ошеломленно думает Пиньков.
– Да что они, с ума тут посходили? Когда это он мне взятку давал?.."

–  Ну и привил!
– нахально отвечает испорченный мальчуган.
– А что мне терять? Меня вон сожрать обещали! И сожрут…

–  Ну, ребята… - покачав головой, говорит Пиньков.
– Мое дело, конечно, сторона, но пора вам, по-моему, отделяться, на фиг.

В темноте шорох - Голиаф очнулся и на ноги поднимается.

–  Куда-куда отделяться?
– робко переспрашивает хозяин ямы.

Объяснил Пиньков. И тут же - бум! бум!
– селекционер с Голиафом.

–  Что? Уже отделились?
– спрашивает наглец из-за перегородки, хотя прекрасно ведь понимает, что произошло…

Да нет, какой сепаратизм, товарищ старший лейтенант? Ну сами подумайте: где Россия и где овраг!.. И потом Пиньков же сразу оговорился: мое, мол, дело - сторона… Просто дружеский совет, да и не совет даже, а так, сочувствие… Обидно же за гномиков-то!..

Короче, в яме и заночевали. Подъем сыграли чуть свет. Утро, товарищ старший лейтенант, прямо-таки лучезарное. Речка разлилась - аж до того берега! Дали кругом расстилаются… Так точно, в овраге… А почему нет, товарищ старший лейтенант? Впереди - да, согласен, впереди овраг смыкается, а если оглянуться, то там он, напротив, расходится, расходится… до бесконечности. Есть такое явление в природе: два луча, например, из одной точки… Так что если в ту сторону, то расстилающиеся дали там вполне могли быть… И даже были…

К полудню добрались до колдуна. Бункер не бункер, но что-то вроде. Одной гранатой развалить можно. В предбаннике пупырчатая сидит… Так точно, не пупырчатый, а пупырчатая… Виноват, товарищ старший лейтенант, иногда очень даже хорошенькие попадаются. Пока, конечно, хайло не откроют.

Ну, Пиньков - парень бравый, видный, подмигнул, потрепал этак игриво по холке - та, дура, и растаяла.

Прошли в бункер. А там еще один пупырчатый, да такой, что и "Смирно!" ему не скомандуешь. А скомандуешь - все равно толку не будет, потому что потолок в бункере низковат.

–  К колдуну с докладом, - говорит рядовой Пиньков.

А мордоворот этот его вроде и не слышит - смотрит с веселым удивлением на съежившегося Голиафа и как бы прикидывает: сразу его сглотнуть или погодить немного.

–  Э! Э!
– говорит Пиньков.
– Ты на него так не смотри. Это со мной.

В желтеньких глазенках у пупырчатого - сожаление. Поглядел еще раз на Голиафа, вроде даже вздохнул и нехотя отвалил корму от стенки. А там - дверца. К колдуну, видать.

Хотели оба пройти - не тут-то было! Пинькова пупырчатый пропускает, а на гномика рычит: нет, и все. Что тут будешь делать!

–  Ладно, - говорит Пиньков.
– Придется тебе, Голька, в предбаннике подождать. Если кто обидит… - тут Пиньков поворачивается и пристально смотрит в глаза пупырчатому.
– Скажи мне - голову буду свертывать против резьбы. Чтоб враз и навсегда.

Вошел. Лежит колдун живехонький на диванчике и, глядя в потолок, умиротворенно чему-то улыбается. Увидел Пинькова - обрадовался.

–  А, служивый! Здорово, здорово…

–  Здоровей видали, - холодно отвечает ему Пиньков.
– Ты что ж делаешь, дед?

–  А что такое?

–  Да то самое! В овраге-то, а? Бардак!.. Пупырчатые, а? Кровь пьют шлангами! Хрящ за мясо не считают!..

–  Быть того не может, - лукаво отвечает колдун.
– Мне об этом никто не докладывал…

–  Еще бы они тебе сами на себя стучали!
– говорит Пиньков.
– Ты на гномиков посмотри! Пропадают гномики-то! Ведь до чего дошло: селекционеры и те впроголодь живут!..

–  Да-да, - прикинувшись озабоченным, говорит колдун.
– Вот это действительно безобразие! Я и сам, знаешь, собирался селекционерам ставки поднять…