– Что это? – спросил я, помахивая листком.

Нефертити выхватила листок у меня из рук и положила себе на спину – так, чтобы я не мог до него дотянуться.

– Тиша, не мешай нам, – сказала она игриво.

– Это стихи, Тихон Леонидович, – невинно произнесла Галочка. – Нам с Тити нравится.

Она сказала «Тити» на французский манер с ударением на последнем слоге.

В это время зазвонил телефон. Нефертити подняла трубку хоботом и поднесла ее к уху.

– Я слушаю, – сказала она.

Я не сразу сообразил, что слониха работает в автономном режиме. На наших уроках она тоже работала автономно, но двигательные органы мы отключали.

– Здравствуй, Софочка! – воскликнула Нефертити. – Нет, сейчас выйти не могу. У нас урок с Нефертити. Она передает тебе привет… Спасибо… Да, бери сорок шестой, если финские, а если итальянские, то сорок восьмой… И колготки тоже. Я потом отдам с получки… Ну, целую!

Нефертити повесила трубку: Галочка и Людмила смотрели на меня, ожидая реакции.

– Это кто? – спросил я, кивнув на телефон.

– Софочка, моя школьная подруга, – сказала Людмила: – Тити разговаривала за меня.

– Видишь ли, Тиша, мы нашли общий язык. Правда, девочки? – сказала Нефертити. – Тебе что-нибудь не нравится?

– Я в восторге, – сказал я и дернул ее за хвост.

Нефертити вырубилась.

– Как вы можете, Тихон Леонидович! – со слезами на глазах закричала Галочка. – Она ведь живая! Это произвол над личностью!

– Произвол над личностью – это воспитание интеллекта в мещанском духе, – сказал я. – Неужели мы старались для того, чтобы совершеннейший мозг был забит колготками, пошлыми стишками и прочей ерундой?

– Она сама уже может выбирать, что ей нужно, – сказала Людмила. – А вы, Тиша, ведете себя как деспот. Тити не принадлежит вам. Это не ваш семейный буфет, извините.

Я снова включил Нефертити.

– Ладно, Тихон, – сказала она. – Я это тебе припомню.

Мне показалось, что цели, которые мы ставили перед курсом обучения, уже достигнуты. Может быть, они даже превышены. Я пошел к Карлу и изложил ему свое мнение. Пора кончать общение с Нефертити и запускать ее к настоящему слону. Иначе в скором времени она пошлет нас подальше. Образование вредно сказывалось на ее характере.

– Да-да, – сказал Карл. – Она стала заноситься. Вчера она сделала мне замечание. Она сказала, что такие галстуки, как у меня, уже не носят.

Решено было через два дня начать контакт с Хеопсом. Я успел показать Нефертити кинофильм о жизни слонов в Африке. Кинофильм тронул меня до слез. Там показывали старую слониху с детенышем. Слониха умирала, и слоненок оставался один. Он беспомощно тыкался в лежавшую на земле умирающую слониху.

Нефертити осталась равнодушной.

– Не переживай за слоненка, – сказала она. – Его спасет съемочная группа, которая снимала фильм.

– Но ты-то хоть ощущаешь себя слонихой?! – воскликнул я.

– Не более, чем ты, – ответила она. – Интересное дело! Упрятали меня в шкуру слона… По-твоему, форма определяет содержание?

– Нет. Но они едины.

– Интересно, что бы ты сказал, если бы имел форму воробья, а соображал бы на том же уровне, что сейчас?.. А?

– Сейчас вырублю! – предупредил я.

– Конечно, чего от тебя можно ожидать! Но это не аргумент в споре, учти.

Признаться, она мне здорово надоела. Я уже мечтал поскорее запустить ее к Хеопсу, пускай он с нею разбирается. Хотя ждал от этого эксперимента самого худшего. Мне было стыдно подкладывать Хеопсу такую свинью.

Накануне контакта я пригласил в КБ Папазяна. Он пришел с мешочком, в котором была крупная очищенная морковь. Я познакомил их.

– Папазян, – сказал Аветик Вартанович.

– Нефертити, – представилась слониха, подавая Папазяну хобот, точно для поцелуя.

Папазян протянул ей морковку. Нефертити посмотрела на него иронически, но морковку взяла.

– Я хотел бы рассказать вам о Хеопсе… – начал Папазян.

И он изложил ей биографию Хеопса, его вкусы и привычки. Аветик рассказывал тихо, с доброй, доверительной интонацией, будто говорил о любимом брате. Трудная и одинокая жизнь Хеопса раскрылась передо мною с такой неожиданной пронзительностью, что я тут же хотел бежать к Карлу и умолять его отказаться от нашей затеи. Мне было жалко Хеопса.

– Напрасно вы так одушевляете слона, – заметила Нефертити. – Это пахнет антропоморфизмом. Уверяю вас, ничего подобного он не чувствует.

– Увидите. Все увидите, – сказал Папазян. – Вы уж с ним поласковей…

– Я постараюсь, – сухо сказала Нефертити.

Папазян оставил ей мешочек с морковкой, и мы вышли на улицу.

– Ну как? – спросил я.

– Умна, – сказал Папазян.

– Слишком умна! Не понимает только ни черта! – выругался я. – Боюсь, что мы нанесем Хеопсу психическую травму.