Наши скачут назад. Артемий повернулся в седле и все время хлещет лошадь, оглядывается назад, на дым, на пламя.

Лошадь Артемия обезумела и наскочила прямо на нас с цыганом.

— Задавишь, Артемий, задавишь! — кричит ему дядя Паша Алаверды.

Артемий осадил коня, блуждающим взглядом осмотрел нас, выхватил маузер, навел его сначала на меня, потом на цыгана, потом снова на меня и опять на цыгана. Он точно бы забыл, в кого из нас двоих хочет выстрелить.

Я ударяю его бамбуком по руке. Артемий падает с лошади, и тут же звучит его бесплодный, но страшный выстрел.

Я говорю цыгану:

— Возьми у него маузер.

Люди мои столпились и чего-то ждут. Гимназист-поэт подъезжает ко мне и тихо говорит:

— Хотите узнать, что я теперь «могу»?

Я кричу Артемию:

— На коня!..

Он покорно встает и лезет в седло.

— Веди на Круменский совхоз, — приказываю я.

Артемий широко крестится и заезжает в голову отряда.

По дороге к совхозу я обнаружил, что нас преследуют еще два отряда.

То обстоятельство, что нас принимают за красноармейцев, помогло мне установить численность противника.

Что мне оставалось? Первое — пробираться ночами, и тогда я буду связан по рукам и ногам, ничего не сделаю, и, кроме того, я не гарантирован от неожиданного нападения. Второе — немедленно направиться к границе и принять бой только по необходимости. Но в этом случае — что меня ждет, когда я вернусь? Воробьев и английский офицер устроят мне торжественный ужин, будут кричать «ура герою» и за ужином отравят меня, как это было в прошлый год с одним полковником, узнавшим слишком много секретного.

Мне остается одно — перейти в наступление. Тем более что моей силы, как видно, большевики недооценивают, не придают большого значения, а быть может, и не верят в «легендарного Черного жука», иначе красноармейцы, «товарищи» Макара, не стали бы так долго возиться в колхозе.

Так я поступлю. Возьму совхоз, и это будет моя «база».

Потом я зажгу его. На зарево явятся мои преследователи, предполагая, что мы его покинули, а я устрою им засаду.

От совхоза нас отделяет овраг. На дне оврага узенький ручей. Мы открыто едем вдоль оврага к мостику. Нас половина, другую часть людей я оставил. Нам видны только крыши построек. На противоположном берегу группа красноармейцев складывает какие-то тюки в скирды. Поют какую-то озорную чепуху.

Они нас заметили, но не придают никакого значения и продолжают петь.

Поравнявшись с ними, я кричу:

— Товарищ Макар где?

Несколько голосов со смехом отвечают:

— Здесь — туточка… Его в шерстобитку запрягли. Подваливай скорей, дошибем. — И запевают:

Мы переходим мост и поднимаемся наверх. Совхоз как на ладоньке. Низенькие растянутые постройки. Большей частью новенькие, бревенчатые. Нас приветствует огромная безграмотная надпись:

Всюду вперемежку с рабочими пестрят красноармейцы.

Что за дикая идея у большевиков? Кого они готовят в армии? Бойца или батрака?

Я знаю только один принцип для солдата каждой армии культурной страны: солдат должен быть максимально разобщен с населением. Иначе как же он будет в случае восстания стрелять в это население, если он, подобно красноармейцам, постоянно общается с населением в трудовых процессах?

Сейчас я докажу большевикам непригодность их «принципа».

Откуда-то вывертывается цыган. Он был в разведке и уж облазил все закоулки.

— Начальник, вон там, у расклепистой башенки, начальник, — один-одинешенек часовой.

Четверо красноармейцев тянут огромный моток колючей проволоки и прибивают ее к кольям — огораживают какой-то посев. Я кричу им нарочно громко:

— Где сам товарищ Макар?

— Поезжай туда… Какая часть?

Мы трогаем рысью — и через минуту у цели.

Винтовки и пулемет Кольта стоят под навесом для сепараторов.

Третья часть людей спешивается и привязывает коней: сейчас они рассыплются в цепь. Я останусь с ними. Гимназист-поэт тоже. Отсюда встретим бегущих огнем из томсона и ружейным. Верховые мгновенно оцепят совхоз «внутренним кольцом», если кто прорвется — он наскочит на остальных моих людей, оцепивших совхоз более широким кольцом.

Чтоб не насторожить часового, я снова кричу:

— Где же товарищ Макар? — И шепчу гимназисту: — Сними его тесаком.