Чтение закончилось уже после семи; на протяжении последнего действия Натаниель трижды смотрел на часы. Один раз Стивен что-то сказал ему на ухо, и старик мрачно улыбнулся, но, когда Ройдон наконец отложил пачку напечатанных на машинке листов, на лице его не было и тени улыбки.

– Очень поучительно! – зловеще проскрипел Натаниель.

Паула, увлеченная собственной игрой, осталась глуха к нотам гнева в голосе дяди. Ее темные глаза сверкали, на щеках выступил ослепительный румянец, тонкие, выразительные руки девушки беспокойно двигались. Паула кинулась к Натаниелю.

– Замечательная пьеса, правда? Ну правда же? Матильда, Джозеф, Валерия и даже Мотисфонт, которого «Горечь полыни» просто шокировала, поспешно загалдели, стараясь заглушить все те ужасные слова, которые собирался произнести Натаниель.

Стивен сидел, спокойно откинувшись на спинку дивана, и насмешливо наблюдал за ними. Страх перед тем, что Натаниель может наговорить еще и Ройдону, заставил всех преувеличенно хвалить пьесу. Виллогби был польщен, он торжествовал, но его глаза были прикованы к лицу хозяина дома с выражением такого беспокойства, что все чувствовали к автору искреннюю жалость и наперебой восхваляли его захватывающее, оригинальное произведение, заставляющее задуматься о смысле жизни.

Паула с упрямством, вызвавшим у Матильды желание встряхнуть ее за грудки, отмела в сторону все похвалы, высказанные по поводу ее игры, и снова атаковала дядю.

– Сейчас, когда вы услышали ее, дядя, вы поможете Виллогби, поможете же?

– Если ты надеешься, что я дам тебе денег, чтобы ты промотала их на эту непристойную галиматью, нет, я не дам! – ответил он, однако недостаточно громко, чтобы быть услышанным автором.

Паула смотрела на старика, будто не понимая значения его слов.

– Разве вы не видите... Разве вы не видите, что эта роль создана для меня? – спросила она с придыханием.

– Ну, это уже слишком! – взорвался Натаниель. – Куда катится этот мир, если девушка твоего воспитания стоит здесь и говорит мне, что роль шлюхи создана для нее?!

– Это старомодная чушь! – презрительно произнесла Паула. – Мы говорим об искусстве!

– Да, конечно, – бушевал Натаниель. – Это твое представление об искусстве, так ведь? Ну что ж, должен сказать, у меня оно другое!

К несчастью для всех присутствующих, он этим не ограничился. У Натаниеля нашлось что сказать обо всем начиная с упадка современной драмы и инфантильности современных драматургов и заканчивая глупостью всех женщин в целом и его племянницы в частности. В качестве заключительного аккорда он заявил, что матери Паулы следовало бы сидеть дома и смотреть за дочерью, а не выскакивать замуж за каждого встречного.

Все, кто имел честь слышать Натаниеля, почувствовали, как было бы хорошо убрать куда-нибудь Ройдона. Матильда благородно выступила вперед и, взяв драматурга под руку, проникновенно сказала, что хотела бы обсудить с ним сцену в третьем акте. Ройдон, на которого Матильда произвела впечатление, позволил увести себя из комнаты. В этот момент Джозеф присоединился к ошарашенному выступлением Натаниеля обществу и с неуместной игривостью хлопнул брата по спине.

– Ну, ну, Нат, мы с тобой – люди бывалые. Грубая, местами жестокая шутка. Но не без достоинств, я думаю. А ты что скажешь?

Натаниель в мгновение ока превратился в калеку и простонал:

– О, проклятый ревматизм! Черт тебя подери, Джозеф! – И заковылял к стулу, приложив одну руку к пояснице. Его мужественная фигура согнулась от непереносимого страдания.

– Глупости! – постановила Паула с совсем необязательной резкостью. – Минуту назад вы и не вспоминали о своем ревматизме! Вы жалкий обманщик, дядя Нат!

Натаниель с удовольствием выслушивал оскорбления в свой адрес, но недооценивать его любимый недуг никому не дозволялось. Старик гневно заявил, что Паула еще пожалеет о сказанном.

Мод, сворачивая вязание, разумно посоветовала принимать антифлогистин, если Натаниелю по-настоящему плохо.

– Конечно, плохо! – огрызнулся Натаниель. – И не думайте, что я позволю насмехаться надо мной! Я никогда этого не позволю! Если бы кто-нибудь хоть немного заботился... Впрочем, я хочу слишком многого! Мало того что в доме толчется куча народу, меня еще заставляют слушать мерзкую бёлиберду, которая должна была заставить покраснеть любую приличную женщину!

– Меня тошнит от ваших разговоров о приличных женщинах, – вспыхнула Паула. – Если вы не можете оценить гения, тем хуже для вас! Вы просто не хотите запускать руку в карман, потому и закатываете сцену! Старый лицемер, я всей душой презираю вас!

– Да, ты была бы рада, если бы я лежал в земле! Я знаю! – в тон ей вопил Натаниель, испытывая огромное удовольствие от этой освежающей перепалки. – Я вижу тебя насквозь! Все вы, бабы, одинаковые. Деньги – только это вам и нужно! Ну, моих ты не получишь, чтобы ты потратила их на этого молокососа! Это мое окончательное решение!