Виллогби смутился. Свекольно покраснев, он разразился потоком восклицаний и объяснений. Стивен откинулся на диване, наблюдая за ним с интересом натуралиста, склонившегося над микроскопом.

Спас незадачливого драматурга приход Старри и лакея, которые унесли приборы. Было очевидно, что замечание Стивена окончательно пошатнуло его и без того неустойчивое равновесие. Несколько минут Паула поносила брата на чем свет стоит. Валерия, чувствуя, что пора напомнить о себе, ввернула, что не видит повода для такого пыла. А Джозеф, с помощью какого-то шестого чувства догадавшись о сомнительном характере пьесы, заявил, что все присутствующие отличаются широтой взглядов, терпимостью и нет причин волноваться.

Натаниель немедленно возразил, что у него очень узкие взгляды и совершенно нет терпимости, если этим неопределенным выражением Джозеф хочет сказать, будто он готов проглотить те похотливые глупости, из которых, кажется, только и состоят современные пьесы. Несколько минут Матильда тешилась мыслью, что Ройдон почувствует себя достаточно оскорбленным и вообще откажется читать. Но, несмотря на явные признаки гнева, он позволил сломить себя Пауле и Валерии, которые в один голос уверяли, будто все мечтают ознакомиться с его творением.

К этому времени дворецкий с лакеем удалились, сцена была свободна. Джозеф засуетился, пытаясь сдвинуть стулья и кресла. Паула, которая держала под мышкой листы с пьесой, отдала их Ройдону со словами, что она готова вступить по первому его сигналу.

Для автора приготовили стул. Он уселся, бледный от страха, но с надменно поднятым подбородком, откашлялся. Все замерли в ожидании, которое нарушил Натаниель, обратившийся за спичкой к Стивену.

Стивен вынул коробок, протянул его дяде и начал шумно разжигать трубку, сказав между пыхтением:

– Приступайте, наконец! Вы что, ждете приезда членов королевской фамилии?

«Горечь полыни», – начал Ройдон с угрозой, – пьеса в трех действиях.

– Впечатляющее название, – крякнул Мотисфонт со знанием дела.

Ройдон бросил на него благодарный взгляд и продолжил:

– «Действие первое. Место действия – спальня в третьеразрядных меблированных комнатах. Провисшая никелированная кровать, две шишечки на спинке сломаны, потертый ковер, запачканные обои с венками из роз, завязанными голубыми ленточками».

– Чем запачканные? – поинтересовался Стивен. Ройдон, которому это до сих пор не приходило в голову, изумленно посмотрел на него:

– Какое это имеет значение?

– Для меня никакого, но если кровью, так и скажите, тогда моя невеста выйдет. Она очень пугливая.

– Нет, не кровью! Я не пишу таких пьес. Обои просто испачканы.

– Я думаю, это от сырости, – предположила Мод. – Такое впечатление, что место очень сырое. Стивен насмешливо взглянул на нее.

– Не скажите, тетя. В конце концов, мы еще недостаточно услышали, чтобы делать предположения.

– Заткнись! – рассвирепела Паула. – Не обращай внимание на Стивена, Виллогби! Продолжай. Слушайте, все вы! Вы должны настроиться и проникнуться атмосферой, это очень важно. Продолжай, Виллогби!

Ройдон опять откашлялся:

– «Окна закрывают ноттингемские кружевные занавески, сквозь которые можно различить вереницу крыш и дымовых труб. На туалетном столике косо сидит дешевая кукла, с единственного кресла свисает пара грязных розовых корсетов».

Произнеся эту фразу, драматург окинул всех вызывающим взглядом и, кажется, ждал комментариев.

– Я понял! – Джозеф обратил на собравшихся умоляющий взгляд. – Вы хотите подчеркнуть убогость обстановки.

– Согласен! – прокашлял Мотисфонт.

– Мы все готовы признать, что вам это удалось, – сердечно произнес Стивен.

– Мне всегда казалось, что корсеты – это ужасно убого, правда ведь? – внесла свою лепту Валерия. – Я имею в виду атласные, с множеством косточек, кружев и всяких украшений. Конечно, сейчас носят эластичные пояса, если вообще что-либо носят. Но обычно нет.

– Когда-нибудь придется, дорогая, – предрекла Матильда.

– Когда я была молодой, – заметила Мод, – все носили корсеты. Никто и подумать не мог, чтобы ходить без них.

– Вы и ум свой зашнуровали в корсеты, – припечатала Паула. – Слава богу, мы живем во время, не ограниченное условностями.

– Когда я был молод, – взорвался Натаниель, – ни одна приличная женщина не обсуждала нижнее белье в присутствии мужчин!

– Как это необычно, – передернула плечами Валерия. – Стивен, милый, дай мне сигарету!