В государстве рабочего классаЯ стою у пивного ларька.Нет толпы, есть народная масса,Ничего, что хмельная слегка!Будь неладна, рабочая тема!Выпил пива – и вот тебе связьС гегемонами, с массами, с теми,Кто стихов не читал отродясь.Я возьму себе воблу посушеИ, спинной отрывая плавник,Загляну я в рабочую душу,Про которую знаю из книг.Я по-свойски, они – по-простому,Я по матери, то же они.Что еще человеку живому?Нету слов – так рукою махни!Между ними ничем не отмечен,Я не буду казаться святым.Знаю только – один я не вечен,Ну, а вместе – еще поглядим!
Дирижер
Дирижер рукой дрожащейВытащил из-под полыЗвук растерянный, щемящий —Так птенец глядит из чащи,Так звезда глядит из мглы.Дирижер рукой суровойВоздух мнет над головой.Фрак его черноголовыйПляшет в пляске бестолковойИ страдает над толпой.Дирижер хватает флейту,Вьет невидимую нить.Склонен к лирике и флирту,Он парит, подобно спирту,И не может говорить.
Официант
Как смерч, скользит официант.Лежит закуска на подносе.Летит он, светлый, как апостол,С желанной печенью трески.Имел бы я такой талант,Сей миг литературу бросил,Купил манишку бы, а послеЯ удавился бы с тоски.Умел бы он писать стихи,Сей миг ушел из ресторанаИ сел бы над листом бумаги,Сжимая пальцами виски.Узнав, что критики глухи,Печататься как будто раноИ много надобно отваги,Он удавился бы с тоски.
Чекист
Чекист сидит, на водку дышит,Дрожит могучая рука.Он ничего вокруг не слышит,Он вспоминает про ЧК.Он вспоминает, как с отрядомОн бандам двигался вослед,Как вызывал его с докладомЖелезный Феликс в кабинет.Он тоже был тогда железныйИ храбро дрался за народ.А вот теперь он бесполезныйСидит на кухне, водку пьет.
Вязанье
Старуха вязала носкиКакого-то бурого цвета.От старости или с тоски,А может, ей нравилось это.Старуха петельки клала,Как жизнь свою изображала,И лампа в середке столаСветила и ей не мешала.Две спицы вились, как волчок,Вот вытянут нитку живую…«О Господи, я не горюю,Живу я еще – и молчок!»Старуха вязала носки,Последние петли сплетала.Как тени от лампы резки!Как свету приветного мало!
Знакомый
Мой знакомый в зеленом плащеТоропливо с авоськой шагает,И снежок у него на плече,Чуть коснувшись плаща его, тает.Мне известно, что он одинок,Не устроилось личное счастье.Дома ждет его только щенок,Спаниэль удивительной масти.Мой знакомый приносит кефир,Пачку «Севера», свежую булкуИ, журнал захватив «Новый мир»,Спаниэля ведет на прогулку.Совершая привычный маршрут,Тянет жизнь, как скрипичную ноту.Жаль, собаки недолго живут.У него уже третья по счету.
Чепуховые стихи
На носу у дяди ФедиВырос форменный удав.Дядя Федя съел медведя,В зоопарке увидав.Вот идет он, пролетарий,Воздух нюхает змеей.Весь небесный планетарийУ него над головой.Воздух чист, как умывальник.Дядя Федя ест озон.Он фактический ударникИ пострижен, как газон.А за ним идет машина,На ходу жуя овес.Дядя Федя не мужчина,Он пыхтит, как паровоз.Свет идет от дяди Феди,Как от лампочки в сто ватт.В дяде Феде все медведиЗычным голосом трубят.А удав головкой вертитИ сжимается в кольцо.У питона, как у смерти,Неприличное лицо.
Старушка
По радио сказали, что вчераКакую-то старушку сбили танком.Она кричала: – Чур меня! Чура! —Бидончик с молоком упал и покатился,Дымок за танком синеватый вился.Была старушка и старушки нет —Остался рубчиком лишь гусеничный след.По радио сказали, что войныНе будет завтра. Завтра будет утро.Старушки с молоком удивлены:В очередях стоять, как домино,Им завтра, наконец, разрешеноИ вопрошать сурово: – Кто последний?Последних нет.Последнюю старушкуВчерашний танк впечатал по макушкуВ сырую землю, и пропало молоко,Которое далось ей нелегко.По радио передают погоду.
