— А хрен ее маму знает, — произнес Громила, тоном сиротки, не получившей на Рождество подарок от крестной. — Я как дурак в этих кустах, не жрамши, не спамши, не…

— Хватит плакаться, толком говори, что случилось, — перебил ее Аскольд.

— Не знаю, она не пришла, никто не пришел, Выстрелов не было ничего незнаю. Есть хочу…

Чебурек, бывшим вечным дежурным по кухне, выложил на пальмовом листе кое-что из запасов сухого пайка и какой-то еды.

— Что это? — брезгливо морщась, произнес Громила. — Жизнью рискуешь, а тут дерьмо каким-то кормят…

— А я ему точно так же сказал, — поддержал его Бенедиктов.

— Сам ты дерьмо, — огрызнулся Чебурек на выпад Громилы, — я это у них (Чебурек ткнул пальцем в сторону поселка) на огороде набрал. Раз выращивают, значит жрать можно. Сырыми побоялся жрать, может ядовитые… На картоху вроде смахивают… Есть можно…

— Покажи, что там…, а то отравишь еще, с тебя станется…

Громила с обиженным принес клубни, добытые на огородах поселка.

— Вот, — протянул он Громиле свою добычу.

— Маниока, — произнес он. — Зеленые ел?

— Че я свинья что-ли? — обиделся Чебурек.

— Свинья, между прочим, сырым это есть не будет… Я тебя в последний раз спрашиваю, сырыми пробовал? — произнес Громила.

— Ну, попробовал один или два…

— Не больше? В глаза смотри, когда с тобой разговаривают, — гаркнул он, так что даже Бенедиктов с удивлением взглянул на него.

— Ты че? ты че? — испуганно залепетал Чебурек, переводя взгляд с Бенедиктова на Громилу.

— А то, урод, если много сожрал, подохнешь. Зеленые клубни маниоки очень ядовиты, а они — зеленые. Мало сожрал, проблюешься и все. Возись потом с тобой, могилу копай…

— Зачем копать, все равно шакалы разроют, бросим его так… — произнес Аскольд Варлаамович, пугая и без того бледного с расширенными от ужаса глазами Чебурека.

— Ой, Громилочка, что же делать… а? Помогите! Спасите! Караул! — заметался Чебурек, спотыкаясь о кочки, разбросанные рюкзаки, ноги сидевших товарищей.

— Иди, джунгли попугай, — предложил, сжалившийся над несчастным Бенедиктов. — Только давай подальше отсюда, а то у Громилы несварение желудка будет.

Чебурек кинулся в кусты, причитая и поскуливая, минут на пятнадцать в лагере установилась тишина. Бенедиктов обдумывал сложившееся положение, а не пора ли брать власть в свои руки. Это был довольно подходящий момент. До поселка рукой подать, Тюфяков где-то здесь, Мальвинки нет, эти будут его слушать. Теперь уже очевидно, что за ними вертолет не прилетит, Черепушка на связь не выходит (это сегодня утром скала Мальвина, она была озабочена происходящим и поделилась с Аскольдом. Пытаясь получить от него дельный совет). Выходит, что троицу просто бросили в джунглях на острове. Теперь уже парочку, мысленно поправил себя Бенедиктов. Жалко конечно, Мальвинку, но сама дура виновата. Повела бы себя с ним по другому, Глядишь в Ферске появилась бы новая мадам Бенедиктова. А теперь… Теперь он один знает, где конкретно находиться чемоданчик и как выбраться отсюда. Бенедиктов взглянул на часы, так. Самолет должен быть послезатвра. Значит сроку у них день.

Громила, жующий свой паек, тем временем, тоже обдумывал скалдывающуюся ситуацию. Мальвинка не вернулась: попалась, сожрали местные, убита… В лагере их трое. Придурок Чебурек не в счет, значит соперник ему Бенедиктов. Понятно, что у него свои интересны. Но если, сейчас взять бразды правления в свои руки, перетянуть на свою сторону Чебурека. С ним конечно придется повозиться, на принципы, на братство надавить, о Черепушке напомнить, о клятве… Очень может быть, что они Бенедиктова в бараний рог скрутят. На какой частоте Мальвинка с Черепушкой связывается, он давно заметил… Как только чемоданчик хапнет, сразу сообщит шефу. Вернуться, он его бригадиром сделает, Рыбу под зад коленом…

— Мальчики… не ждали? — вдруг раздался голос той, которую они в своих мыслях успели похоронить.

Громила чуть не подавился куском галеты, она закашлялся, пытаясь прочистить дыхательные пути. Мальвина хлопнула его по спине так, что он свалился с бревна. Бенедиктов глядел на девушку как Гамлет на тень отца своего при первой встрече. На лицах мужиков было написано все о чем они думали, глядя на воскресшую из мертвых Мальвину.

— Ну, ребята, извините, что не подохла, — насмешливо произнесла она, присаживаясь к костру, на всякий случай пододвигая поближе к руке здоровенную дубинку. Так на всякий случай, не то чтобы она не доверяла «друзьям», но люди в состоянии аффекта способны на всякие импульсивности, а этого девушки сейчас никак не хотелось.

Единственным, кто по-настоящему обрадовался Мальвине был Чебурек. Он чуть ли не со слезами на глазах кинулся к девушке, пытаясь обнять или чмокнуть ее в щеку:

— Мальвинушка, живая, а мы-то, а мы-то… Беендиктов, сказал, кранты… Кирдык говорит, светлая память. А это, — Чебурек крансаречиво глянул в сторону Чебурека, — он, вообще…

— Ладно, ладно, хватит, все колени обслюнявил, — произнесла Мальвина, оталкивая Чебурека, — дай поесть нормально.

Бенедиктов, оправившийся после потрясения, приблизился к Мальвине и по выражению ее лица, пытался угадать, как прошел рейд в тылу врага.

Мальвина пока ничего говорить не собиралась, она хотела прийти в себя, после побега, набраться сил. За время ее отсутствия в лагере возникла какая-то напряженная атмосфера, ей почему-то не понравилась реакция Бенедиктова и Громилы на ее возвращения.

— Ну?! — в один голос произнесли Громила, Бенедиктов и Чебурек, когда Мальвина пережевала последний кусок и запила его водой из фляжки, висевшей на поясе.

— Разнукались, — спокойно произнесла девушка, подтаскивая к костру сверток.