Правда, из секретариата меня послали к операм, которые и показали где искать водилу из спец группы. Заодно познакомился с тамошними ребятами и разжился у них автоматом, а то с одним ТТ по здешним дорогам, ездить как-то стремно. Ну а потом, с Михаилом Захаровым получили в гараже новенький "УльЗиС" и пристроившись к колонне тяжело груженных "Студеров" и "ГАЗонов" покатили в сторону Кибартая.

–  И раз! И раз!

Я взлетал высоко и дрыгая ногами вопил:

–  Осторожно! Не уроните, сволочи! Поставьте меня на место, а то всем плохо будет!

Но пацаны одурев от вида старого друга, только ржали, не прекращая меня качать.

Причем Гусев, гадский папа, не взирая на генеральский чин, участвовал в этом насилии наравне со всеми.

–  И раз!

–  Положите где взяли! Я больной, меня укачивает!

В конце концов, более-менее чистенького Лисова, конечно уронили. Хорошо еще не в грязь, а в остатки почерневшего снега. Потирая ушибленное, я ругался, только меня все равно продолжали тискать. Незнакомые бойцы, стоя в сторонке и наблюдая эту картину скалили зубы, прикалываясь и показывая пальцами, на впавший в детство комсостав. Хорошо еще, что эта попытка запуска коллеги на низкую орбиту, продолжалась всего минут пять, после чего мы всей гурьбой пошли в дом.

А потом была средних размеров пьянка и знакомство с новыми членами спецгруппы. У нас появился штатный радист- ходок, сержант Иван Тельцов и подрывник, в пару к Марату - Максимилиан Шмидт. И если Иван был обычным "маркони", с подготовкой бойца террор-группы и самой славянской физиономией, то Шмидт, был самым настоящим фрицем! Причем не просто немцем, а бывшим офицером вермахта.

Кстати, до войны, он никаким коммунистом или антифашистом не был и воевал столь прытко, что заслужил за Польшу Железный крест. Но в начале сорок второго, он, с остатками своего саперного взвода стал свидетелем расстрела жителей одной русской деревеньки. По этому поводу, Макс имел наглость сделать замечание унтершарфюреру СС. Эсэсовский сержант, охренел от такого наезда, послав лейтенанта далеко и надолго, да еще и пригрозив разборками. Ну а Шмидт, находясь в состоянии полного расстройства от потерь понесенных его взводом, да еще и увидев среди приготовленных к расстрелу людей, маленькую девчонку, копию своей младшей сестры, слетел с катушек. Вставив ствол пистолета унтершарфюреру в ухо, он предложил прекратить веселье, в противном случае грозясь вышибить мозги командиру зондеркоманды. Его саперы, видя такое дело, своего лейтенанта не бросили и тоже было взялись за оружие. Не все правда, но поддержка от них была.

Только черных оказалось больше, да и физически они были сильнее. Рядовым просто набили рожу, а вот Максимилиана скрутили и сдали в особый отдел, тем более, что пока шла разборка, жители деревни, в основном успели разбежаться. Особый отдел был не армейский, а эсэсовский, поэтому Шмидту, там пришлось совсем туго. Почти три месяца шло следствие, а потом, неожиданно для всех, его приговорили не к штрафной роте, а к расстрелу. Лейтенант от такого поворота чуть не чокнулся, тем более что поначалу то все шло к штрафняку, и высказал трибуналу, какие мысли он имеет о судьях в общем и о политике фюрера в частности. Договорить не успел, его заткнули, а судьи быстренько пересмотрев приговор, в виде последней каки, решили заменить наглому командиру взвода, расстрел - повешением.

Так бы и вздернули невыдержанного фрица, но на Белянино, где он сидел, был совершен налет советской авиации. В общем как в кино - от бомбы часть стены рухнула и Макс, вместе с какими-то подозрительными личностями тоже вырвавшимися на свободу, дал деру. Часть из этих личностей была уголовниками, а вот двое, оказались подпольщиками, которые слышали про немецкого офицера вступившегося за мирных жителей. Они то и притащили Шмидта в партизанский отряд.

Поначалу он кобенился, не желая поднимать оружие против своих - его даже чуть не пристрелили уже в отряде, но постепенно глядя на зверства, творимые своими земляками в России, стал сначала инструктором минно-взрывного дела, а потом и сам вошел в группу, совершающую диверсии. Единственно что старался - обычных солдат не убивать, зато эсэсовцев рвал, изобретательно и с огоньком. А про подрыв гестапо в Мамоново, даже я слышал, только не знал, что это дело рук бывшего противника.

Потом, партизанский отряд слился с наступающими частями Красной Армии, а Шмидт опять угодил в особый отдел. На этот раз - Советский. Там долго чесали репу, что же делать с этим фрицем. В лагерь военнопленных, с орденом Красной Звезды отправлять как-то неудобно, но с другой стороны - союзник он не идейный, а вынужденный. Крутили и так и эдак, только в конце концов, здравый смысл победил и его сунули инструктором в центр подготовки саперов. Хотели сначала к пропагандистам послать, но Макс, при всей накопившейся нелюбви к Гитлеру, гладко и красиво изъясняться не мог, будучи по натуре не звездуном, а технарем, поэтому и попал по специальности.

Почти год он готовил советских подрывников, успел выучить язык и даже организовать небольшой оркестр, пользующийся большой популярностью в городке, как вдруг, на него опять вышло НКВД. Там решили - спецов-подрывников у нас и своих хватает, а вот человека знающего Германию изнутри, надо бы еще поискать.

Причем не всю Германию, а как раз то что нужно - Восточную Пруссию. Шмидт был родом из Алленбурга и ту местность знал как свои пять пальцев.

Так он и попал к Гусеву. Серега несколько дней вел беседы с бывшим представителем вермахта и решил, что он нам подходит. А потом Макс как-то очень быстро скентовался с Шарафутдиновым и эти два фаната минно-взрывного дела, на пару начали пропадать в ближайшем карьере и пугать людей грохотом своих новых изобретений.

Обалдеть… Я честно говоря даже не предполагал, что в наше секретное подразделение могут немца запихнуть. Хотя его проверяли и перепроверяли по всем позициям, только что дым из ушей не шел И еще одно - умению Гусева разбираться в людях я верю на все сто, да и просто проводник-консультант, нам позарез нужен.

Где еще найти человека который всю эту Пруссию, с закрытыми глазами пройти может?

Так что будем считать, что нам крупно повезло заполучить себе такого человека.

На улице уже темнело, когда в разгар веселья, я услышал рев двигателя за окном и надсаживающийся голос бойца, орущего: