–  Да, это верно… - Федор мечтательно завел глаза и посветлел лицом, видимо вспомнив что-то приятное.
– Лихие бабы они… - Боярин, так же, как только что дед, покосился на Мишку и примолк.

"А сказка-то, если помните, сэр Майкл, до третьего тысячелетия дожила. Про Забаву Путятичну, победившую князя Владимира Красно Солнышко в конных состязаниях, побившую в поединке несколько дружинников за раз и перепившую на пиру самых крутых выпивох. Только вот "Красным Солнышком" звали не Владимира Мономаха, а его прадеда - Владимира Святославича Святого, крестившего Русь. Эх, такую легенду лорд Корней опошлил!".

–  Не сходится у тебя, Федька!
– Прервал мишкины размышления дед.
– То ты говоришь, что новгородцы за Мстислава горой стоять будут, то, что против сына его взбунтовались и наказание претерпели. Не сходится.

–  Невнимательно слушаешь, Кирюха, я сказал: если не мечами новгородскими, то их угрозой. Ярослав Мудрый тоже с новгородцами разругался, но когда понадобилось, сумел помириться. Мстислав не дурнее прадеда своего, даст Новгороду какие-нибудь льготы, еще чем-то ублажит… Он в Новгороде почти всю жизнь прожил, знает, чем новгородцев удоволить. Поэтому угроза есть и никто из князей рисковать не решится - Судьбу Святополка Окаянного повторять никому неохота.

–  Тогда опять не сходится!
– Гнул свое дед.
– По твоим словам, все мирно должно пройти, а ты сам про кровь говорил!

–  И опять ты меня невнимательно слушал! Стареешь, Кирюша, стареешь…

–  Сам больно молодой.
– Дед обиженно насупился, но было видно, что не всерьез.
– Давай уж, объясняй, "Федька Премудрый".

–  Я согласился с тобой, что кровь будет, но сказал: не сразу. Первая кровь будет привычной. Половцы, после смерти Мономаха обязательно воспрянут и нового Великого князя на прочность попробуют. Но Мстислав с братьями их быстро в разум приведут, не впервой.

Вторая кровь… - Боярин Федор немного помолчал, барабаня пальцами по столу и что-то прикидывая про себя.
– Вторая кровь будет чуть позже - в Полоцком княжестве. Если уж Мономашичи решатся всю Русь под себя нагибать, то начнут с Полоцка. Эту язву, и правда, надо с корнем выжигать, мира у Киева с Полоцком уже никогда не будет. К тому же, у Мономашичей своих сыновей взрослых полно, а тут целое княжество освободится, будет куда детишек пристроить. В общем, Кирюха, все полоцкие князья (сколько их там, пятеро, что ли?) повторят судьбу Всеслава Полоцкого и Глеба Минского - либо в поле полягут, либо в киевских порубах сгниют.

–  Гм… Сурово мыслишь, Федор…

–  Кирюш, ты что и впрямь стариком стал? Не понимаешь?

–  Да все я понимаю, Федька!
– Дед досадливо поморщился.
– Война рядом с племяшом моим пройдет - Славкиным сыном. Не дай Бог полоцкие князья его на свою сторону перетянут, Мономашичей-то ему любить не за что.

–  Ну, и как спасать будем Вячка?

–  Придумаем… Время еще есть.
– Дед вопросительно глянул на друга.
– Есть ведь, Федя?

–  Ну… - Федор поколебался.
– Пока с половцами разберутся, пока другие неурядицы утрясут… Года два, Кирюша. Думаю, что года два у нас есть.

–  Вот и ладно. Мы с тобой не старые еще, два года, Бог даст, проживем. А там вон и Михайла в силу входить начнет… Да в конце-то концов!
– Вдруг обозлился дед.
– Свой-то ум у Вячеслава должен быть, моим же сыновьям почти ровесник! Жизнь повидал, при урогском и ляшком королях покрутился… Не дите!

"Злится лорд Корней! Верный признак: не знает, что делать. А что тут сделаешь? Мономашичи старшего сына Ярослава Святополчича не могут во врагах не числить. Найдут повод и кокнут. А дед себя считает обязанным его защитить, да и Федор Алексеич, похоже, так же мыслит. Блин! Делай, что должен, и будет то, что будет. Втравимся так, что костей не соберем, Мономашичи цацкаться не станут, прихлопнут, как мух. Взять бы и найти Вячеславу Ярославичу новое княжество, а дед при нем воеводой, а Федор - главой боярской думы… Бред собачий!".

–  Давай дальше, Федя, чую, что про главную кровь ты еще и не начинал. Так?

–  Так, Кирюша… А может, по чарочке сначала?

–  Наливай. Михайла, тебе спать не пора ли?

–  Деда! Мне же через два года шестнадцать будет! Вы как раз про те времена говорите, когда мне службу начинать. Дозволь остаться! Федор Алексеич!
– Мишка умоляюще глянул на хозяина дома.
– Ну где я еще такое услышу? Дозволь еще с вами посидеть, я же не мешаю!

–  Ну что, Федя, пусть остается? Ладно, сиди, слушай, мотай на у… На что ты там мотаешь?

–  На… - Мишка с трудом сдержал лезущее наружу слово.
– На палец мотаю, деда.

–  Это ты зря!
– Боярин Федор хихикнул и подмигнул деду.
– Руки у воина должны быть свободны, на другое место мотать надо!

–  Там уже не помещается!
– Мишка все же не удержался.
– Не дорос еще до ваших статей!

Га- га-га! Корней с Федором дружно загоготали, потом с удовольствием опрокинули чарки и принялись закусывать.

"Ну что за мужики! Только что о смертельных, без преувеличения, делах говорили, а теперь ржут, как жеребцы. Привыкли всю жизнь по краю ходить, а в перерывах оттягиваться… Федор, конечно, прибедняется, что не воин. Попробуй столько лет сидеть в глухомани, дань с язычников собирать и живым остаться. Но берет явно не силой - на погосте всего-то десятка три ратников, и из них половина княжьи, а половина - боярская дружина самого Федора. Умен, слов нет, умен. То-то у него деревеньки и тут есть, и на восточном берегу Случи. А семьи нет, ни жены, ни детей. Что-то не так, надо бы деда потом выспросить или мать".