–  А муж?

–  Медведь заломал, осенью четыре года будет…

–  Кхе! А хозяйство большое?

–  В том году семь поприщ земли подняли, две коровы, две лошади, мелкая скотина. Хозяйство справное было, к дочери сватались уже.

–  Кхе! И все - без мужика?

–  Так дети почти взрослые, помогают.

–  А сама-то, чай, не из Куньего?

–  Нет, я сама с лесного хутора, изверги мы.

–  И из какого же рода изверглись?

Женщина впервые за весь разговор смутилась, опустила глаза.

–  Может, помнишь: отец твой по Велче ходил, за побитых купцов карал?

–  Эко ты время вспомнила, сама-то еще и не родилась, поди!

–  Я уже на хуторе родилась. Мы еще до того из рода ушли, но разговоров много было, боялись, что и нас найдете.

–  И чего ж именно ко мне захотела?

–  А чем ты плох? И стряпня моя тебе по вкусу пришлась…

–  Кхе! Умно… ответила. Добычу у нас жребием распределяют, но… М-да, ежели челобитье свое перед обществом повторишь… повторишь?

–  Повторю!

–  Ладно, я к тебе еще по дороге подъеду, поговорим. Благодарствую, Листвянушка, покормила вкусно, поговорила ласково… ступай.

Листвяна быстренько прибрала посуду и ушла, а дед как-то очень уж задумчиво проводил глазами ее удаляющуюся фигуру.

"А- я-яй, сэр, оказывается и на лорда Корнея блесну найти можно. А собственно почему бы и нет? Деду еще пятидесяти нет, а вдовствует уже вон сколько лет. Но баба-то какова! Так сориентироваться, сработать на контрасте! Между прочим, так, ведь, и не ответила: почему к Корнею просится. Наверняка уже вызнала, что он вдовец, что он тут главный… Ну, деда, не теряйся, никто не осудит, наоборот, завидовать станут! Да! Я же обещал за Афоню походатайствовать!".

–  Деда, Лука весь дозор доли лишил.
– начал Мишка.

–  Угу.

–  Так, несправедливо же! Они засаду заметили, вас предупредили.

–  Десятнику видней.
– Деду затронутая внуком тема явно не нравилась.

–  Я Афоне обещал словечко замолвить.

–  Вот и замолвил, обещание выполнил.

–  Деда! Лука же их не за провинность наказал, а за свой собственный страх. Испугался, что меня убьют, а ему перед тобой ответ держать. Не честно так!

–  А мне, за два дня, два раза тебя хоронить честно?
– Взорвался криком дед.
– Лука их за свой страх наказал, а я, за свой страх, их миловать не буду!

Внук помолчал, ожидая, что дед скажет еще что-нибудь, но не дождался. Просить за дозорных и дальше было бесполезно и Мишка решил зайти с другого бока.

–  Деда. Я в дозоре четверых ворогов завалил. Мне доля в добыче, хоть какя-нибудь, положена?

–  Нет, ты не ратник.

–  Ладно, а за тех, кого мы на дороге побили?

–  За тех - да, дело семейное, между собой делим.

–  Могу я ту свою долю, на одну холопскую семью обменять?

–  Доля твоя, но распоряжаюсь ей я. Ты мал еще, нет твоей воли и нет у тебя права. А я ничего обменивать не собираюсь!

–  Но я слово лисовиновское дал!

–  Мал ты еще родовым словом обещания давать!

Дед постепенно снова начинал распаляться, и Мишке пришло в голову, что причиной его злости было не только здоровье Немого. Что-то еще очень сильно тревожило и злило сотника Корнея. Разговор был затеян явно не вовремя, но отступать Мишка не хотел.

–  Значит, нет?

–  Да уймись ты! Забот у меня мало, ты еще со своим Афоней!

–  Я, все равно, что-нибудь, придумаю!

–  Придумывай, на здоровье! Заодно еще можешь подумать и над полезными вещами.

–  Над какими?

–  А вот над такими. Те лазутчики не в исподнем поверх доспеха были, а в специально сшитой белой одежде. Это - раз! Тот, которому ты хребет перебил, признался, что им велено, если не смогут волхва освободить, убить его. Это два!

–  Кем велено?

–  Не сказал - помер. Двое из них за нами идут, но осторожно, подстеречь не выходит. Это - три! А еще один куда-то убежал, может, за подмогой. Это - четыре. А у меня на руках толпа, обоз и меньше четырех десятков охраны. Ну, как? Еще и Афоню мне на шею повесить хочешь?

–  Ну, раз ты велел подумать, то я думаю, и вот что выходит…

–  Ну-ну?

–  Волхв знает что-то важное, чего нам знать, ни в коем случае нельзя, потому и велено его убить.

–  Мудро! Я и не догадался!
– Дед был - само воплощение сарказма.

–  Погоди! Лазутчик помер и не сказал: кем велено. А Белояр помер и не сказал: куда народ вел. А если он их вел к тому, кто велел волхва убить? Если эти - в белом - должны были Белояра встретить? Не встретили, волхва не выручили и не убили, осталось их всего трое, да и то - один раненый. Вот тебе бы поручили встретить толпу людей и привести в нужное место, а их кто-то перехватил. Отбить ты их не можешь, мало вас, а тайна - куда и кому их вести надо было - может открыться. Что бы ты сделал?