– Сок-то хоть с мякотью? – автоматически схохмил Олег, но тут же спохватился. – Тьфу, что я несу! Вы что, серьезно, Павел Семенович? Почему мне об этом не доложили?

– Кто? – усмехнулся Шварцман. – Бирон, дружок твой закадычный? Так он с увлечением на моем месте обустраивается, в шпионов играть учится и интриги крутить. Не до того ему. Голосупов? Так общаки тебя изначально терпеть не могут, и Голосупов не исключение, хотя и прикидывается тихим и покорным. А кто еще?

– Полный п…ц… – печально констатировал Олег. – Действительно, кто еще? Сижу в своем кабинете, делаю вид, что круче всех, а на деле – никто, пустое место.

Застрелиться, что ли?

– Это всегда успеется, – хмыкнул Шварцман. – Знаешь, в чем твоя беда? Не только твоя, впрочем, наша общая. Мы полагаем, что знаем о жизни в стране все только потому, что сидим где-то на вершине и читаем бумажки, которые нам подсовывают. В крайнем случае можем сами на улицу выйти и посмотреть на правильный "народ", так сказать, который нам обеспечат службы поддержки – Управление общественных дел, канцелярия, министерства, да мало ли кто еще. Но эти статисты – не народ, да и Мокола – далеко не вся Ростания. А в Ростании дела обстоят очень плохо. Причем куда хуже, чем еще год назад. Год назад многие с энтузиазмом голосовали за тебя, полагая, что ты сделаешь что-то хорошее, правильное. Теперь тебя начинают ненавидеть традиционной тихой ненавистью, как до того ненавидели Треморова и прочих Нарпредов. Но Треморова, по крайней мере, боялись и уважали.

– Но я-то здесь при чем? – взорвался Олег, вскочив на ноги. – Я, что ли, сожрал всю колбасу в магазинах? Я нархозников поголовно самогонкой споил? Я вместо автомобилей дырявые тазики с болтами выпускаю? Никто, блин, работать не хочет, только воруют все, а я виноват?

– Успокойся, – жестко сказал Шварцман. – Сядь и успокойся. Не надо мне тут истерик закатывать. Если ты такая размазня, пойди и застрелись, только, сделай милость, подожди, пока я уйду при свидетелях. Но лучше возьми себя в руки и начинай думать головой.

Олег наградил его бешеным взглядом, потом глубоко вздохнул и закрыл глаза. Он проглотил кипящую в нем ярость и заставил себя сесть.

– Что вы предлагаете? – ровно спросил он.

– Я? – удивился Шварцман. – Это твоя работа – предлагать, я-то так, сбоку припека пристроился. Ты у нас Народный Председатель, тебе и головой работать.

– Хватит кокетничать, Павел Семенович, – все так же ровно произнес Олег. – Я не в том настроении, чтобы спокойно смотреть, как вы себе цену набиваете. Вам не кажется, что пора бы уже начинать приносить хоть какую-то пользу? Я вас не затем из ссылки вытащил, чтобы вы за казенный счет по всей стране мотались, а потом мне тут целку изображали.

– Ого! – весело произнес Шварцман. В глазах пожилого еврея блеснули озорные огоньки. – Вижу я, начальственный тон ты вполне освоил. Ладно, Олежка, уговорил.

Скажу я тебе вот что, пока ты вконец не осерчал, – он поудобнее устроился в кресле. – Систему пора менять. Менять сразу и целиком, начиная с фундамента, а не сверху по чуть-чуть, как твой секретный план предполагает.

Олег молча смотрел на него. Шварцман вздохнул.

– В докладе, который ты в руках держишь, многого не указано. Да, о лозунгах, которые рабочие выдвигают, там написано. Там другого не написано. О зарплате мастера участка, например. Вот ты ругаешься, что у нас тазики с болтами выпускают. А чего ты еще хочешь? Контроль качества всегда на мастеров и инженеров ложился. Это они должны бегать и всюду нос свой совать на предмет отклонений от правил и норм. Да только вот мастер и инженер тоже на зарплату живут. А зарплата у них та же, что и у простых работяг, зачастую даже меньше.

Работяга еще и сверхурочно подработать может, лишний час у станка постоять, а инженеру что? У него и так рабочий день фактически ненормированный. На хрена им себе лишнюю головную боль заводить?

– Я все это знаю, – кивнул Олег. – И что?

– То же самое со всеми управленцами в цепочке, – полностью проигнорировал реплику Шварцман. – Вплоть до самого директора. У нас главное – план выполнить, а что именно получится в результате выполнения – всем наплевать.

– Повторяю – я все это знаю. Именно поэтому везде сейчас внедряются отделы контроля за качеством. До конца года они должны заработать на всех промышленных предприятиях.

– Думаешь, это хоть чем-то поможет? – невесело хохотнул бывший начальник канцелярии. – Начальник техконтроля тоже под директором завода ходить станет, а план никто не отменял. Нет, это все чушь собачья. Как гнали брак, так и будут гнать. Ты лучше ответь мне, Олежек, почему в Сахаре и прочем мире проклятого чистогана никто не выпускает машины, которые ломаются в километре от магазина?

– Ну… – Олег, которого вопрос застал врасплох, несколько опешил. – Не знаю. Не задумывался как-то.

– Вот именно, – Шварцман воздел к потолку палец. – И я не задумывался, пока у власти был. Не до того как-то было. А потом, когда ты меня на дальнюю дачу закатал, времени оказалось более чем достаточно. Да тут и задумываться-то не о чем, все просто и очевидно, только не для нас. Ответ простой: брак у них не выпускают потому, что никто не купит. И вложенные деньги пойдут псу под хвост. У них убытки, в отличие от нашего народного хозяйства, просто так списывать не принято…

– Это все очень здорово, – перебил его Олег, – но вы не учитываете, что у нас и у них принципиально разная структура промышленности. У нас на группу "А" приходится восемьдесят процентов производства, у них – только двадцать. Какая, к черту, может быть конкуренция в условиях промышленных цепочек?

– "К черту" – это как? – осведомился Шварцман. – Мне казалось, что по части матерщины меня учить не надо. Потом расскажешь, что это означает. О чем это я?

А, да. Конкуренции в условиях наших, – он выделил это слово голосом, – промышленных цепочек быть, разумеется, не может никакой. У всех план – чего и сколько на входе, чего и сколько на выхода, смежники прописаны жестко, шаг в сторону – выговор с увольнением. Деньги в таких условиях – лишь средство вести учет, не более того. Они ничего не значат. Чтобы повысить заинтересованность директора производства в повышении качества, нужно, чтобы деньги реально работали. А это возможно лишь в условиях конкуренции.