– А почему он только головы ест? – спросила Рита, обводя глазами кухню, словно ища чего-то.

– Потому что самое вкусное, что только есть в лососевых, – это их головы.

– Головы? – повторила Рита с брезгливым выражением.

– Именно головы! Местные жители – нанайцы, нивхи – тоже так считают. Для них это вообще что-то магическое – съесть голову. То есть как бы перенять ум, хитрость, талант, силу другого живого существа.

– Ну какой талант может быть в рыбе? Какая хитрость? – проговорила Рита с тем же брезгливым выражением.

– Ее сила – в инстинктах, благодаря которым она из моря, из океана находит путь к той маленькой горной речке, где когда-то вылупилась из икринки и откуда ушла в свое первое плавание. Большая сила в том инстинкте, который заставляет ее вернуться к себе домой , чтобы именно там произвести на свет свое потомство. Косяки идут по глубинам и мелям, и если где-то невозможно плыть, они переползают то место на брюхе. Столько рыбы тогда гибнет… Но они рвутся, рвутся на родину, черт бы ее подрал, губя нерожденное потомство в неисчислимом множестве! – Павел вдруг грохнул кулаком по столу – ни с того ни с сего.

Рита опустила голову. И с того и с сего! Она все понимала. Ох эта любовь к родине, которая делает нас слабыми, бессильными рабами инстинкта по имени ностальгия! Эта губительная любовь…

Когда мы в Россию вернемся… о Гамлет восточный, когда?..

«Никогда, – мысленно вскричала Рита. – Уже было сказано – никогда!»

Они с Павлом мгновение смотрели друг на друга, словно два врага, между тем как враг у них был один – Россия, всё и вся пленяющая, околдовывающая, коварная, ничего не дающая взамен того, что отняла, щедрая и милосердная, как смерть… Потом, несколько опомнившись, оба с усилием улыбнулись.

– Ну так что вы будете есть? Рискнете отведать рыбьих голов? – спросил Павел, вновь входя в роль гостеприимного хозяина.

– Что, сырых? – испуганно воскликнула Рита. Испуг был несколько преувеличен, но этого требовала роль привередливой гостьи.

– Ну зачем? – тоже испуганно воскликнул Павел, но в роли хозяина, немного обиженного странным предположением. – Мы ж не медведи. Вареных, конечно.

– Тогда рискну, – отчаянно кивнула Рита, и в глазах у нее появился жадный блеск. – И кашу, если можно. А… извините… есть еще рассол?

Прошло не менее получаса, прежде чем Павел решился вновь заговорить со своей оголодавшей и наконец-то насытившейся гостьей.

– Значит, не решились навестить Марину Ивановну? – спросил, перемывая посуду в одном тазике и ополаскивая в другом.

Рита, правда, предложила свои услуги, но он поглядел на тонкие пальцы с изящными ногтями – и решил не подвергать ее такому тяжкому испытанию. Она, впрочем, не навязывалась.

Как хорошо, что в доме Ле Буа есть кому мыть посуду. Впрочем, прислуге не приходится возиться с тазиками: из кухонного крана идет горячая вода. Правда, в Муляне водопровод проложили только после войны, но и там была на кухне служанка. А в Энске Рита ела в ресторане при отеле. А вот интересно, кто моет посуду у Аксаковых? Говорят, некоторые русские женщины считают хорошим тоном, если мужчина помогает им мыть посуду. Рита раньше в это не верила, но Павел управляется очень неплохо. Впрочем, у него нет жены. А кстати, почему он живет одиноко? Конечно, он немолод, но все еще хорош собой. Несколько угрюм, но все равно приятен в обращении. Он что-то спросил? Ах да, почему она не зашла к Марине…

– Просто решила сначала побывать у вас.

Павел взглянул исподлобья и улыбнулся безразлично.

Гостья что-то крутила, он это прекрасно понимал. Но он также понимал, что Рита не скажет ничего, если спрашивать впрямую. Ладно, пусть поиграет в свои игры. Рано или поздно все откроется.

– Здесь экзотическая для вас обстановка, – усмехнулся Павел. – А Марина Ивановна – экзотический человек. По натуре своей, я имею в виду. У нее очень много тайн, которые она всю жизнь хранила-хранила, а потом вдруг решила на свет Божий выставить.

– В Х. у меня совершенно случайно оказался очень интересный гид, – сказала Марина. – Я села в такси, и оказалось, что шофер – его зовут Макар Семенович – сосед вашей матушки.

– Дядя Макар? Ничего себе. Вот тесен мир!

– Правда тесен, – кивнула Рита. – Сто раз в этом убеждалась и, наверное, еще не раз найду подтверждение.

– Дядя Макар – пожалуй, единственный человек, кому Марина Ивановна позволила заглянуть в свои писания. По его словам, она пишет не столько о событиях своей жизни, сколько о том, что ей доводилось наблюдать, с попыткой осмысления всего. Макар Семенович человек очень непростой. Очень многое в жизни повидал, многое перестрадал. Он Марину Ивановну попытался остановить, но таких, как она, может остановить только пуля в лоб. И она будет мчаться по жизни – по своей жизни, по жизням других людей – до тех пор, пока не словит эту пулю.

– Слушайте, – изумленно сказала Рита, – у меня такое ощущение, будто вы говорите о каком-то совершенно постороннем и не слишком-то знакомом мне человеке. Конечно, мы с Мариной Ивановной незнакомы, я ее никогда не видела, но очень много о ней слышала от мамы. Страдание, смирение, деликатность, молчаливость – вот слова, которые приходили мне на ум во время ее рассказов. А из ваших слов…

– Может, хватит нам в доме сидеть? – перебил Павел. – Пойдемте прогуляемся. Мне все равно нужно на метеостанцию – пробы помочь взять. Галина, моя знакомая, метеоролог, приболела, просила помочь.