Вскоре он перестал сомневаться, что на фоне стены шатра видит темное пятно. Лежа молча на соломенном ложе, Кир разглядел стоящую фигуру, застывшую на месте. Над укутанным в черные одежды телом выделялось бледное лицо, и Кир набрал в легкие воздух, готовясь криком позвать своих людей. В тот же момент фигура заговорила с ним, произнеся слова, которые он почти не понял. «Второй раз.., принес вред.., ее народу, который не причинял ему вреда».

Сдержанный голос не принадлежал мужчине, он напомнил Киру разгневанную Томирис. Кир подумал о Великой богине и начал подниматься с ложа. Через несколько секунд он уже боролся с напряженным телом, пытаясь поймать размахивающую руку и чувствуя на своем лице горячее, прерывистое дыхание. Кир напрягся и отшвырнул противника от себя. Фигура сразу исчезла. Дыхания не было слышно.

На циновку у его ноги что-то упало. На ощупь он нашел и зажал в руке мягкий металл тяжелого кинжала. Тогда, откинув занавеску, он вышел из палатки и оказался перед двумя охранниками с копьями, с любопытством уставившимися на него.

— Кто вышел отсюда передо мной? — спросил он.

Молодые воины переглянулись, и один застенчиво объяснил, что не было никого, кроме женщины, закутанной в плащ, — красивой женщины с распущенными волосами.

— Вы видели, как она входила?

На этот раз они ответили сразу же:

— Нет, не в нашу смену.

Они перевели глаза на правую руку Кира. При свете ночника он увидел, что сжимал в ней кинжал из темного золота, и пальцами ощутил знакомое изображение Иштар и львицы. Очень давно в Травяном море после убийства Вартана он выбросил этот знак богини. Случилось это после разграбления сарматской гробницы, когда он не посчитался с просьбой принцессы Томирис.

Не дэва богини его навестила; почти наверняка это была сарматская женщина и, возможно, сама Томирис, высказавшая ему в лицо свою ненависть. Она вошла крадучись в последние мгновения темноты, когда лагерь зашевелился. Гнев охватил Кира, и он вскричал:

— Слепые сторожевые псы, пропустить бродячую шлюху через свой пост!

Когда на его крик прибежали другие со своим оружием, Кир приказал убить молодых охранников их собственными копьями. Распоряжение тотчас было исполнено. Позднее Кир сожалел об этом.

Убитые воины считали, что стройная женщина, выскользнувшая из шатра до рассвета, оставила его ложе, прослужив ему всю ночь. И быть может, богиня, защищавшая женщин, в этот миг их заколдовала.

Дальше на восток Кира позвало событие, которое нельзя было назвать серьезным. До сих пор, поворачивая лошадь к восходу, он следовал своему стремлению открывать новые земли. И уступал ему, хотя приближалась четвертая зима его путешествия, и придворные привозили настойчивые призывы к царю и армии вернуться в Экбатану. Этим событием стало появление членов Белого братства, попросивших разрешения унести тела убитых охранников и похоронить их.

— Они слетаются на падаль, как коршуны, — проворчал старый Эмба.

Раздраженный Кир вызвал к себе белых монахов:

— Вы, кто не подчиняется ни начальникам, ни кави, вы, кто похваляется Золотым градом, где солнце будто бы светит всегда, должны отвести меня туда. Серебра у меня теперь довольно, но мне нужно добыть и немного золота. Где находится это место? Где течет река, несущая золото?

На самом деле теперь, когда ему нужно было обеспечивать средствами к существованию полки восточных народов, Киру требовалось пополнить запасы сокровищ в сундуках. Чистое золото кинжала Иштар напомнило ему об этом.

Как их собратья на хребте Коара, белые монахи улыбнулись, словно услышав непонятную для Кира шутку. Один из них сказал:

— Передвигающийся ползком прокаженный может найти наш город и выпрямиться; голубь со сломанным крылом может пролететь над ним, но царю земному никогда не найти его.

— Подобные загадки, — возразил Кир, — не нуждаются в разгадывании. Они скрывают истину, которую как раз я и собираюсь узнать.

Он приказал взять одного из них, более сильного на вид и более веселого, связать ему руки и посадить на вьючную лошадь, чтобы показывал армии дорогу. Странствующий нищий назвался Хадду, но не сказал имени своего отца. Он не казался опечаленным оттого, что его скрутили и велели служить проводником. Кир сам задал направление движения на восток, вверх по Амударье. Он считал, что имел два ключа к так хорошо хранимой тайне Белого братства. Караваны определенно привозят золото из какой-то области на востоке. А на Коаре белые братья говорили о своей родной реке Заравшан, несущей золото, впадающей в Амударью. Наиболее вероятно, она протекала в верховьях, которые, как считали персидские ученые, находились далеко и, конечно, в более высоких цепях гор, где мог лежать глубокий снег.

Армия начала марш довольно охотно, поскольку бывалым воинам нравилось искать сокровища и все они беспрекословно повиновались Киру. В дикой местности его личное желание становилось для них законом.

Почти сразу они покинули караванную тропу и направились вверх вдоль могучей реки через красные лессовые горы и сужавшиеся ущелья к высотам, где никто не обитал. Они взбирались по уступам таких громадных гор, что их вершины скрывались в облаках. Холод с каждым днем усиливался.

Тогда проводник Хадду перепугался. Он бросился перед Киром на колени и умолял его повернуть обратно.