— Давай, Салли, — тихо, вполголоса приказал он себе. — Доверься господу! Ну же!

И едва он сделал первый шаг, Нэнси окинула свою спальню последним прощальным взглядом, подхватила чемодан, сбежала вниз по скрипучей деревянной лестнице, тепло попрощалась с мамой, стремительно прошла через двор и села в машину. Бросила последний взгляд на дом, в котором выросла, и вдруг почувствовала невыразимое облегчение — как если бы ей перестали смотреть в спину.

Когда Салли услышал, как хлопнула дверь, он сразу почуял неладное и быстро двинулся по ветке. Дошел, вцепился руками в подоконник и замер. В спальне было совсем темно, но он уже почему-то был уверен, что эта комната пуста.

А потом хлопнула вторая дверь — входная, затем он услышал характерный звук отъезжающей легковой машины, и в его глазах поплыли разноцветные круги. Салли бросился вдоль по ветке назад, оцарапав руки и живот, стремительно съехал по стволу вниз, пробежал по саду, выскочил на дорогу и яростно скрипнул зубами — «Форда» возле дома уже не было.

Чертова шлюха! Смылась!

Салли бросился в соседний двор, не без труда завел свою колымагу и двинулся вслед медленно оседающим на дороге клубам пыли. Выскочил на ведущую за город трассу, утопил педаль газа до упора и спустя несколько минут радостно ухнул. Впереди, у самого горизонта поблескивала в багровых лучах заходящего солнца маленькая отдающая голубизной точка.

— Да куда ты от меня денешься?! — возбужденно хохотнул он. — Думаешь, Салли дурак? Думаешь, Салли тебя не найдет? Хо-хо!

Выехав за город, Нэнси задумалась. Ей совершенно не хотелось возвращаться домой — по крайней мере, до тех пор, пока большинство ее вопросов остаются без ответа. И, подчиняясь этому своему состоянию, она просто съехала с трассы возле придорожной пиццерии и остановила машину. Зашла под навес, заказала пиццу и стакан красного вина и задумчиво уставилась в багровый горизонт.

Вечерняя пустыня была на диво хороша, а стоящие неподалеку две старые, выгоревшие палатки у дымящегося костра так остро напомнили ей давний поход вместе с Джимми, что Нэнси прослезилась и, не отдавая себе отчета в том, что делает, вместе с пиццей в одной руке и стаканом во второй, пошла прямо к палаткам.

Это были хиппи. Они настороженно покосились в сторону незваной гостьи, однако когда она подошла, поздоровалась и так, словно знала здесь всех много лет, присела возле костра, настороженность сама собой растворилась, а ей тут же протянули сигарету с травкой.

— Курни, фемина…

Нэнси поставила стакан рядом, приняла сигарету и затянулась — впервые в жизни.

«Осталось только напиться и сыграть с чертями в карты…» — сама собой возникла мысль, и Нэнси глуповато хихикнула.

— Нормально пошла? — склонился к ней дружелюбно улыбающийся хиппи — борода по грудь.

Нэнси охотно кивнула. Она пока ничего такого не ощутила, но обижать этих милых людей не хотелось.

— Откуда ты? — потянувшись за сигаретой, поинтересовалась женщина справа.

— От мамы сбежала, — хихикнула Нэнси и отдала сигарету.

— Она тебя не любит? — затянувшись, вернула ей сигарету женщина.

Нэнси приняла сигарету и задумалась.

— Любит. Но Иисуса, наверное, любит больше.

— Иисус — классный чувак, — вмешался «борода по грудь». — Он бы с нами курнул; это точно.

Нэнси рассмеялась. По контрасту с гневливым и завистливым древнееврейским Яхве Иисус и впрямь смотрелся классным чуваком — такой и впрямь наверняка бы с ними курнул. Похоже, он, вообще, был единственным во всей Библии, кто и сам ничего не боялся, и других не пытался запугать.

Нэнси глубоко затянулась, передала сигарету и вольготно раскинулась на прогретой за день земле. Иисус — молодой веселый мужик, плотник со склонностью к бродячему образу жизни, запросто водившийся с блудницами и рабами, пивший с ними на вечерях вино и откровенно презирающий церковную знать, и впрямь был отличным парнем. Он бы наверняка не пошел воевать во Вьетнам и, скорее всего, сидел бы сейчас вместе с ними — грязный и заросший, смакуя дешевое вино и высмеивая церковь и правительство.

Нэнси задумалась о том, что бы она могла сказать ему, стала перебирать варианты, сама же отвечая на собственные вопросы — вместо него. И постепенно его внутренний, истинный образ вставал перед ней все ярче и ярче, пока не достиг осязаемой в буквальном смысле этого слова глубины.

— Люби, как это делаю я, женщина! — хохотал он, обнажая крупные белые зубы и щуря круглые иудейские глаза. — А главное, ничего не бойся! Суди сама, разве можно полюбить то, чего боишься? А папе нужна любовь…

И Нэнси содрогалась от сладострастного ужаса, поскольку слишком хорошо видела то, что категорически отказывался видеть он: бдящего с небес мстительного, мелочного и самовлюбленного Яхве, давно уже приготовившего для сына своего и шило, и острую, хорошего немецкого металла опасную бритву, и даже удавку с крупными узлами на концах.