Орел или решка

Аннотация

* * * — Я гражданин и исправный налогоплательщик, — заявил я. — И требую, чтобы вы по окончании своей опустошительной деятельности все вернули в первоначальное состояние. — Пусть это вас не беспокоит, мистер Уоррен, — сказал инспектор полиции сержант Литтлер. — Городские власти об этом позаботятся. — Он улыбнулся. — Независимо от того, найдем мы что-нибудь или нет. Он, разумеется, имел в виду тело моей жены. Пока они его не нашли. — Для этого вам придется потрудиться, сержант. Весь сад перекопан. Лужайка похожа на вспаханное поле. Вы перевернули вверх ногами весь дом, а теперь, я вижу, ваши люди тащат в подвал отбойный молоток. Мы сидели на кухне, и Литтлер не спеша потягивал кофе. Он все еще был преисполнен уверенности. — Общая площадь Соединенных Штатов составляет три миллиона двадцать шесть тысяч семьсот восемьдесят девять квадратных миль, включая водоемы. Он явно выучивал такие цифры специально для подобных случаев. — Включая Гавайские острова и Аляску? — язвительно спросил я. Он не рассердился. — Их, я думаю, мы можем исключить. Как я уже сказал, общая площадь Соединенных Штатов три миллиона двадцать шесть тысяч семьсот восемьдесят девять квадратных миль. Это горы, города, фермы, озера и пустыни. И тем не менее, если человек убивает свою жену, он неизменно закапывает ее на своей территории. Естественно, подумал я. Самое безопасное место. Если это сделать в лесу, то какой-нибудь бойскаут в поисках наконечников для стрел непременно наткнется на нее. Литтлер снова улыбнулся. — Каков точный размер вашего участка? — Шестьдесят на сто пятьдесят футов. Вы хотя бы понимаете, что я потратил годы на то, чтобы создать в саду слой плодородной почвы? Ваши люди подняли весь дерн, повсюду вылезает глина. После двух часов, которые он провел здесь, он все еще был уверен в успехе. — Боюсь, у вас будут более серьезные причины для беспокойства, чем плодородная почва, мистер Уоррен. Через окно кухни я видел задний двор. Восемь или десять человек, служащих городского управления, под присмотром полиции серией траншей перекапывали мой двор. Литтлер наблюдал за ними. — Мы очень основательны. Возьмем на анализ сажу из вашей трубы, тщательно проверим пепел в камине. — У меня отопление на мазуте. — Я налил себе еще кофе. — Я не убивал жену. В самом деле не знаю, где она. Литтлер взял еще сахару. — Тогда как же вы объясняете себе ее отсутствие? — Да никак не объясняю. Эмили просто упаковала ночью чемодан и ушла от меня. Вы заметили, что часть ее вещей исчезла? — Откуда я могу знать, что у нее было? — Литтлер взглянул на фотографию моей жены, которую я ему дал. — Не сочтите за бестактность, но почему вы на ней женились? — По любви, конечно. Это было совершенно неправдоподобно, и даже сержант этому не поверил. — Ваша жена была застрахована на десять тысяч долларов, не так ли? И в вашу пользу? — Да. — Страховка, конечно, имела значение, но не главное. Основная причина, по которой я избавился от Эмили, была весьма уважительной — я больше не мог ее выносить. Нельзя сказать, что, когда я женился на Эмили, я был охвачен пылкими чувствами. Это мне не свойственно. Думаю, что я вступил в брак главным образом под влиянием общественных представлений, что не следует слишком долго оставаться холостяком. Мы с Эмили работали в Компании бумажной продукции Маршалла. Я — в качестве старшего бухгалтера, Эмили же была добросовестной машинисткой без каких-либо видов на замужество. Она была заурядной, тихой, скромной женщиной. Одеваться хорошо не умела; беседы ее ограничивались обсуждениями погоды. Единственным ее интеллектуальным занятием было беглое просматривание газет. Короче говоря, она была идеальной женой для человека, в представлениях которого брак — это некое соглашение, а не романтический союз. Но совершенно поразительно, как, заручившись законным браком, заурядная, тихая, покорная женщина смогла превратиться во властную и сварливую жену. Она могла быть хотя бы признательна мне. — Какие у вас были отношения? Плохие. Но я ответил иначе: — У нас были разногласия. Но у кого их нет? Сержант, однако, был хорошо информирован. — По словам ваших соседей, вы с женой почти непрерывно ссорились. Говоря о соседях, он, конечно же, имел в виду Фреда и Вильму Триберов. Поскольку у меня угловой участок, их дом — единственный, находящийся непосредственно рядом с ним. Я сомневаюсь, чтобы голос Эмили долетал через сад до Моррисонов. Но и это было возможно. По мере того как она прибавляла в весе, ее голос крепчал. — Триберы слышали, как вы с женой спорили практически каждый вечер. — Они могли что-нибудь слышать только в перерывах между своими ссорами. И это ложь, что они слышали нас обоих. Я никогда не повышал голоса. — Последний раз вашу жену видели в пятницу вечером, в шесть тридцать, когда она входила в дом. Да, она как раз вернулась из супермаркета с консервированным обедом и мороженым. Это был почти единственный ее вклад в искусство кулинарии. Я сам готовил себе завтрак, на ланч я ходил в кафетерий компании, а вечером либо самостоятельно готовил еду, либо ел что-нибудь из того, что требуется разогревать сорок минут при 350 градусах. — Может, кто-то и видел ее в последний раз, — возразил я. — Я же видел ее вечером, когда мы были одни. А проснувшись утром, обнаружил, что она упаковала вещи и ушла. Внизу отбойный молоток начал долбить бетонный пол. От него было столько шуму, что я был вынужден закрыть дверь черного хода, ведущую в подвал. — Кто же все-таки видел Эмили последним? — Мистер и миссис Трибер. Между Эмили и Вильмой, несомненно, было сходство. Обе они превратились в дородных женщин с мужским характером и карликовыми мозгами. Фред Трибер — тщедушный мужчина с водянистыми — то ли по природе, то ли поблекшими за время супружества — глазами. Но он неплохо играл в шахматы и искренне восхищался присущей мне решительностью, которой ему не хватало. — В тот вечер в полночь, — сказал сержант Литтлер, — Фред Трибер слышал неземной вопль из вашего дома. — Неземной? — Именно так он выразился. — Фред Трибер лгун, — решительно заявил я. — Полагаю, его жена тоже это слышала? — Нет. У нее крепкий сон. Но его это разбудило. — Разбудил ли этот так называемый «неземной» вопль Моррисонов? — Нет. Они спали, и к тому же они живут на значительном расстоянии от вашего дома. А Триберы всего лишь в пятнадцати футах. — Литтлер набил свою трубку. — Фред Трибер раздумывал, будить ли жену, но решил этого не делать. Она, кажется, с характером. Но заснуть он, однако, не мог. Позже, в два часа ночи, он услышал шум из вашего двора. Он подошел к окну и там, при свете луны, увидел, как вы копали в саду. Наконец он собрался с духом, чтобы разбудить жену. Они оба видели вас. — Жалкие шпионы. Так вот откуда вы все это узнали? — Да. Почему вы взяли такую громадную коробку? — Единственная, которую я смог найти. Но по форме она даже близко не похожа на гроб. — Миссис Трибер думала об этом всю субботу. И когда вы сообщили ей, что ваша жена «уехала и некоторое время ее не будет», она, наконец, решила, что вы... э-э... привели тело вашей жены в более компактный вид и похоронили ее. Я налил себе еще кофе. — Ну хорошо, и что же вы нашли? — Мертвую кошку. — Сержант смутился. Я кивнул. — И следовательно, я виновен в захоронении кошки. Он улыбнулся. — Но вы об этом умолчали, мистер Уоррен. Сначала вы отрицали, что вообще что-то захоронили. — Я считал, что кошки не входят в вашу компетенцию. — А когда мы обнаружили кошку, вы утверждали, что она умерла естественной смертью. — Значит, тогда мне так показалось. — Кошка принадлежала вашей жене, и кто-то раздробил ей череп. Это очевидно. — У меня нет привычки изучать дохлых кошек. Он курил свою трубку. — По моей версии, после того как вы убили свою жену, вы разделались и с кошкой. Возможно, потому, что ее присутствие напоминало вам о жене. Или потому, что кошка видела, как вы избавлялись от тела вашей жены, и могла бы вывести нас... — Право же, сержант, перестаньте, — сказал я. Он покраснел. — Но ведь известно же, что животные раскапывают землю в тех местах, где похоронены их хозяева. Собакам, например, это свойственно. Почему бы этого не делать и кошкам? Я и вправду призадумался над этим. А почему бы не кошкам? Литтлер некоторое время прислушивался к отбойному молотку. — Когда мы получаем сообщение, что кто-то исчез, наша обычная процедура — это отправить сведения в Бюро по пропавшим. Потом мы выжидаем. Почти всегда через неделю-другую пропавший человек возвращается домой. Обычно после того, как у него кончаются деньги. — Но, боже мой, почему же тогда вы не поступили так же и на этот раз? Я уверен, что через несколько дней Эмили вернется домой. Насколько я знаю, она взяла с собой только около ста долларов, а она смертельно боится оказаться перед необходимостью самой себя содержать. Он ухмыльнулся. — Когда мы узнаем об исчезновении жены, о человеке, который слышит пронзительный крик, и о двух свидетелях мистического захоронения в саду при лунном свете, мы понимаем, что налицо все признаки преступления. Мы не можем позволить себе ждать. Как и я. Кроме всего прочего, тело Эмили не может храниться вечно. Вот почему я убил кошку и позаботился о том, чтобы меня видели, когда я закапывал коробку. Но я сказал кислым голосом: — И поэтому вы незамедлительно хватаете лопаты и начинаете крушить частное владение? Я вас предупреждаю, что подам в суд, если каждый колышек, камень, кирпич и щепотка чернозема не будут возвращены точно на свое место. Литтлер был невозмутим. — И далее. На коврике в вашей спальне мы обнаружили кровь. — Уверяю вас, это моя собственная кровь! Случайно разбил стакан и порезал руку. — Я опять показал ему заживающий порез. Это не произвело на него впечатления. — Отговорка, чтобы объяснить это пятно, — сказал он. — Вы специально порезались. Он, конечно, был прав. Пятно на коврике понадобилось мне в случае, если остальных обстоятельств будет недостаточно для того, чтобы полиция начала поиски. Я увидел Фреда Трибера, который, облокотившись на забор, разделявший наши территории, наблюдал, как люди сержанта разрушают мой участок. Я встал. — Пойду поговорю с этим созданием. Литтлер последовал за мной во двор. Я прошел между кучами земли к забору. — Полагаешь, это был акт добрососедства? Фред Трибер сглотнул. — Но, Альберт, я не имел в виду ничего плохого. Я не думаю, что ты действительно это сделал, но ты же знаешь Вильму с ее воображением. Я взглянул на него со злостью. — В шахматы мы больше никогда с тобой не играем. — Я повернулся к Литтлеру. — Почему вы так уверены, что я избавился от жены именно здесь? Литтлер вынул трубку изо рта. — Ваша машина. В пятницу, в половине шестого вечера, вы приехали на ней на станцию обслуживания. Вам ее смазали и сменили масло. Служащий, как обычно, наклеил этикетку на стояк двери изнутри, отметив на ней время, когда была закончена работа, и пробег автомобиля по спидометру на тот момент. С тех пор вы проехали на машине лишь восемь десятых мили. И это как раз расстояние от станции до вашего гаража. — Он улыбнулся. — Другими словами, вы поехали на машине прямо домой. По субботам вы не работаете, сегодня воскресенье. Ваша машина не трогалась с места с пятницы. Я рассчитывал, что полиция заметит эту этикетку. Если бы этого не случилось, мне бы пришлось обратить их внимание на нее как-нибудь по-другому. Я слегка улыбнулся. — А вам не приходило в голову, что я мог отнести ее тело на какой-нибудь пустырь поблизости и закопать там? Литтлер снисходительно хмыкнул. — Ближайший пустырь находится более чем в четырех кварталах. Представляется маловероятным, чтобы вы несли ее тело по улицам так далеко, даже ночью. Трибер перевел взгляд с группы мужчин на моей клумбе. — Альберт, поскольку ваши георгины все равно уже выкопаны, не хотите ли поменять свои Розовые Гордон на мои Янтарные Голиаф? Я развернулся на пятках и прошествовал обратно к дому. Медленно приближался вечер, и постепенно, по мере того как Литтлер получал сообщения от своих людей, уверенность исчезала с его лица. Темнело, и в полседьмого отбойный молоток в подвале смолк. Сержант Чилтон вошел в кухню. Он выглядел усталым, голодным и расстроенным, брюки его были запачканы глиной. — Внизу ничего. И вообще абсолютно ничего. Литтлер сжал зубами трубку. — Ты уверен? Вы везде смотрели? — Клянусь головой, — ответил Чилтон. — Если бы тело было где-то здесь, мы бы его нашли. Люди во дворе тоже закончили. Литтлер свирепо посмотрел на меня. — Я знаю, что вы убили свою жену. Я чувствую это. Есть что-то жалкое в том, когда обычно разумный человек взывает к своей интуиции. Но как бы то ни было, в данном случае он был прав. — А не приготовить ли мне сегодня вечером печенку с луком, — бодро сказал я. — Целую вечность ее не ел. С заднего двора в кухню вошел полицейский. — Сержант, я только что говорил с этим... соседом Трибером. — Ну и что? — нетерпеливо потребовал Литтлер. — Он говорит, что у мистера Уоррена есть летний домик на озере в округе Байрон. Я чуть не уронил пакет с печенкой, который вынул из холодильника. Этот идиот Трибер со своей болтовней! У Литтлера расширились глаза. Его настроение мгновенно изменилось, и он, довольный, засмеялся. — Вот оно! Они всегда, всегда закапывают их на своей собственной земле. Наверное, я побледнел. — И ногой не смейте ступить на эту землю! С тех пор как я ее купил, я вложил в нее две тысячи долларов, а после вторжения ваших вандалов от нее ничего не останется. Литтлер рассмеялся. — Чилтон, захватите несколько прожекторов и соберите людей. — Он повернулся ко мне. — Ну, и где же находится ваше скромное убежище? — Я категорически отказываюсь отвечать. Вы же знаете, я никак не мог добраться туда. Вы забыли, что по спидометру моего автомобиля видно, что я никуда не уезжал с вечера пятницы. Он преодолел это препятствие: — Вы могли перекрутить спидометр назад. Ну, так где же находится коттедж? Я скрестил руки на груди, Литтлер улыбнулся. — Я отказываюсь отвечать. — Бессмысленно тянуть время. Или вы собираетесь прокрасться туда ночью, выкопать ее и закопать где-нибудь в другом месте? — У меня нет подобных намерений. Но я настаиваю на своем конституционном праве хранить молчание. Литтлер позвонил по телефону местным властям в округ Байрон, и через сорок минут у него был точный адрес моего коттеджа. — А теперь слушайте, — угрожающе произнес я, когда он, наконец, положил трубку телефона. — Вы не смеете устроить там такой же погром, как здесь. Я немедленно позвоню мэру и добьюсь, чтобы вас уволили. Литтлер был в хорошем настроении и потирал руки. — Чилтон, проследи, чтобы завтра сюда приехали рабочие и все вернули на свое место. Я проводил Литтлера до двери. — Каждый цветок, каждый кусочек дерна, иначе я свяжусь со своим адвокатом. Печенка с луком в тот вечер не доставила мне удовольствия. В половине двенадцатого раздался тихий стук в заднюю дверь, и я пошел открыть ее. У Фреда Трибера был сокрушенный вид. — Прошу меня извинить. — Какого черта ты упомянул о коттедже? — Мы разговаривали, и у меня просто сорвалось с языка. Я с трудом сдерживал гнев. — Они там все разрушат. И как раз после того, как мне удалось сделать отличный газон. Взбешенный, я мог еще долго продолжать в том же духе, но взял себя в руки. — Твоя жена спит? Фред кивнул. — До утра она не проснется. Ночью она никогда не встает. Я взял шляпу и пиджак и пошел с Фредом к нему в подвал. В прохладном месте под брезентом лежало тело Эмили. Я считал, что на некоторое время это вполне подходящее место. Вильма никогда не спускается вниз, за исключением тех дней, когда устраивает стирку. Мы с Фредом перенесли Эмили обратно в мой дом и положили в подвал. Впечатление было такое, что там прошло сражение. Мы опустили ее тело в одну из глубоких ям и насыпали сверху около полутора футов глины и земли. На этом мы свою задачу выполнили. Фред выглядел несколько нервным. — Ты уверен, что они не найдут ее? — Конечно нет. Лучше всего прятать там, где уже искали. Завтра сюда вернутся рабочие. Закопают ямы и восстановят пол. Мы поднялись в кухню. — Я действительно должен ждать целый год? — жалобно спросил Фред. — Безусловно. Мы не можем шутить с такими вещами. Месяцев через двенадцать или около того ты можешь убить свою жену, а я спрячу ее у себя в подвале, пока у тебя в доме не закончат поиски. Фред вздохнул. — Как еще долго ее терпеть! Но все правильно, мы честно бросили монету, и ты выиграл. — Он откашлялся. — Ты ведь не всерьез это сказал, правда, Альберт? — Что сказал? — Что никогда больше не будешь играть со мной в шахматы? Когда я подумал о том, что в этот момент полиция творит с моим коттеджем и садом, я был готов сказать ему, что именно это и имел в виду. Но у него был настолько жалкий и раскаивающийся вид, что я вздохнул и ответил: — Наверное, нет. Фред просиял. — Тогда я пойду за доской.