Сувор Нарышка так и стоял возле кассы, потрясенно глядя ему вслед.

Смерть Клюя Колотки поразила Снежану аки громом небесным и в самое-самое сердце. Конечно, девица ведала, что в подлунной гибнут не токмо дюжинные люди, но и волшебники. К примеру, хотя бы на поле брани. Либо в иные тревожные времена. Однако обычной порой насильственная смерть колдуна была сродни саженному сугробу в разгар липеца. Снежане, во всяком случае, подобные пагубы были неведомы. Да и вообще в ее жизни досель не случалось настоящего горя…

Сувор сообщил заспанной Снежане о смерти Колотки утром в первый день вересня, едва его самого известили о происшествии. Сообщил, правда, безо всяких подробностей, на бегу, и тут же умчался с кучером Ярославом в свой разлюбезный принципат. Знамо дело, окажись убитым кто-либо иной, брат бы ей о случившемся и слова не обронил — дома он о работе ввек не рассказывал, — но об отношении сестры к его другу Сувор был прекрасно осведомлен. Пусть оное отношение никогда и не одобрял…

Разумеется, Снежана ожидала, что виновник гибели Клюя будет найден непременно и очень быстро. Ведь как бы она, с высоты своего фамильного положения, ни относилась к членам Колдовской дружины, ей было прекрасно известно, сколь велики в своем могуществе лучшие словенские волшебники. Это она поняла еще из уроков отечественной истории, что преподавалась в Институте великородных девиц. Оное могущество, по мнению Снежаны, обязательно должно было проявиться в сыске убийцы.

Все утро она места себе не находила. То ей вдруг начинало казаться, что братовы сослуживцы поднапутали, что вечером Клюй будет на балу, и ей, как третьего дня, опять доведется, стоя рядом с ним, сдерживать нервическую дрожь… То приходило в голову, что она сама во всем виновата — ведь именно она, задумавшись однова о своей будущей судьбе, прокляла тот день, когда Клюй появился в доме Нарышек. И день тот прокляла, и самого Клюя Колотку. Оно и понятно — из любви великородной к волшебнику, знамо дело, не может получиться ничего справного… То была слабость и слабость минутная, ибо Снежана сразу пожалела о своих проклятьях. Но вот боги, похоже, их услышали. И не забыли!..

А затем к ней явилась и вовсе жуткая мысль. Жуткая настолько, что Снежану индо в жар бросило от стыдобушки и она тут же попыталась забыть оные думы. Однако мысль забываться не пожелала, свербила потихонечку, донимала Снежану — словно кто-то силой вбивал ее в девичью голову. И чем больше Снежана мучилась ею, тем больше стыдилась. Да и как не застыдиться, коли вам вдруг приходит на ум, будто случившееся-то является для вас как раз самым наилучшим выходом. Да, вестимо, любушка ваш преставился, но ведь мама не раз говорила, что двадцатая вода все унесет. И в первую очередь — неразделенную любовь… Унесет!.. А коли не унесет, мама? Что тогда? Может, тогда мне лишь одна дорога — в петлю…

Перед обедом Снежанина горничная Радомира сообщила, что в доме появились именитые гости. Оказывается, из Новагорода прикатили двое «высококвалифицированных» (Радомира трижды споткнулась на этом слове) волшебников, и молодой хозяин предложил им кров, постель и трапезу. Ничьего согласия на это братец, знамо дело, не испросил.

Снежана тут же смекнула, с какой такой целью столичные колдуны пожаловали в Ключград. Все ведь просто, знаете ли… Ночью убили волшебника, и тут же в город заявляются подобные гости. Столь удивительных совпадений, знаете ли, не бывает! И теперь уж убийцу сыщут всенепременно.

Но волшебники Снежане сразу не понравились. В особенности тот, что помладше.

Пожилой-то был колдун типичный — стальные пронизывающие глаза, малоподвижное лицо, не способное родить не то что улыбку, а индо мерзкую ухмылку. Фигурой, правда, похож на медведя, но ведь не всем же жить худющими да стройными.

Второй волшебник выглядел совсем по-иному. Лет сорока, долговязый, светловолосый, кареглазый. Прямой, аки минуту назад дрын проглотил. И лицо… Вроде бы тоже малоподвижное, но все время кажется, что он изо всех сил пытается не допустить на смурную физиономию незваную усмешку. Чудной тип. И высокомерный, как все волшебники. Вестимо — чародей, знаете ли, не кухонный колдунишка, озабоченный лишь вкусом приготавливаемых к трапезе шницелей. И разумеется, ни в грош не ставящий дюжинных людей. Даже великородных. Клюй-то был много мягче…

Нет, не понравился Светозар Сморода Снежане, пусть бы он был хоть сам Кудесник. А с теми, кто ей не нравился, Снежана привыкла обращаться предельно просто. След сразу дать им понять все, что вы о них думаете, и дело с концом. Скушают, голубчики, не подавятся!

Мама, правда, говорит, что показывать свое истинное отношение к людям скудоумно, но на то она и мама, чтобы «воспитывать» дочь. Воспитательница наша мама, знаете ли!.. Папенька-то Снежану ввек не «воспитывал»…

Скушал и Сморода поданное Снежаной блюдо, скушал, не подавился. Хоть и пронизал девицу убивающим взглядом. Токмо врете, сударь, не убьете! Не на такую напали, знаете ли! Тем паче, что еще перстом о перст не ударили, а уже за один стол с Нарышками усаживаетесь. Да еще и любимую Снежанину горничную в служанки заполучили! Будто в доме мало прислуги!.. Словом, она сказала непрошеным гостям все.

А за столом специально села напротив столичного чародея, дабы еще раз дать понять незваному гостю свое к нему отношение. Впрочем, на Смороду ее острые шпильки не слишком подействовали. Отговорился, что опосля приезда было мало времени… Как будто на обед к Нарышкам их Сувор арканом тащил. Занимались бы своими прямыми делами, может, много времени для сыска бы и не потребовалось… А тут еще папа решил хлебосольство фамильное проявить — пригласил столичных волшебников на бал. Им же и в голову не пришло отказаться. Видать, те еще работнички!