Инна даже сама не заметила, что начала медленно съезжать с глиняной груды. Остальные были слишком увлечены разговором, чтобы обращать на нее внимание. Потом она поползла по траве, поднялась на четвереньки – и побежала между оградок, пригибаясь, как под обстрелом, и перед глазами было темно, словно она бежала тем ночным лесом, где недавно бежала Нина.

Ветка с силой рванула за волосы, и Инна не сдержала стона. Боль пронзила голову раскаленными иглами. Осторожно высвободившись, Инна смахнула невольно набежавшие слезы и оглянулась.

В первую минуту показалось, что ее догнали, пытаются схватить. Господи, да куда же это она так несется, не разбирая дороги? Мысли, как черные птицы, налетели, ослепили своим мельканьем.

Инна постояла, озираясь, и постепенно сырой ветерок остудил пылающее лицо. Надо убраться с кладбища, и поскорее. И привести себя в порядок, умыться. Может быть, попадется такси? Хотя нет, здесь пусто, будто… будто на кладбище!

Она хрипло рассмеялась, но тут же слезы снова поползли из глаз. Какие грязные лужи! В них даже туфли вымыть противно, а уж платье и пальто вовсе испортишь. Любой ценой надо найти машину, добраться до дому, посидеть в горячей ванне и прикинуть, что делать теперь…

Если вообще можно еще что-то сделать!

Она вдруг поскользнулась на крутом подъеме и чуть не упала. Потому что внезапно, как выстрел в спину, до нее дошло, что случилось.

Нина жива! Мало того – догадалась о том, что ее хотели убить. И знает, что ее брак с Антоном был недействительным!

Инна не выдержала – вскрикнула дико, яростно, повалилась на колени и принялась колотить по грязному, заезженному асфальту, пока боль в окровавленных кулаках не отрезвила, не заставила заплакать – на сей раз тихо, отчаянно, задыхаясь от жалости к себе.

Да неужели все было напрасно?! Неужели все рухнуло?

Нет. Еще не все!

Она заставила себя встать и побрела в гору, всхлипывая и с трудом переводя дыхание на крутом подъеме. Во всем этом кошмаре проскользнуло одно отрадное, ну о-очень отрадное известие: Ритка погибла. От одной жены Антона, во всяком случае, Инна избавилась. Или судьба ее избавила – в данном случае точность формулировок не имеет особого значения. А вот в другом случае эти формулировки надо бы знать наверняка.

Лапка. Лапка, удочеренная Ниной… Остается ли в силе этот факт после того, как вышла наружу смерть Риты – вернее, то, что она была жива, когда Антон предъявлял суду свидетельство о ее смерти?

Процесс удочерения или усыновления – штука серьезная, к которой даже в наше расхлябанное время судебные инстанции подходят весьма ответственно. Даже Инна со своими многочисленными связями и теми денежками, которые проходили через их с Антоном руки, не решилась бы на подкуп органов попечительства и опеки, а также судей. Ведь в их обязанности при усыновлении входит придирчиво проверять судьбу обоих родителей ребенка. Появись хоть малейшее сомнение в том, что Антон свободен от первого брака, дело мгновенно рухнуло бы. И даже если бы Нина без памяти любила Антона (а этого не было, если кого она и любила без памяти, то лишь одну Лапку), никакое удочерение не состоялось бы, узнай она, что ей откровенно вешают лапшу на уши, в то время как первая жена Дебрского жива и здорова. Нет, свидетельство о Риткиной смерти не было поддельным – оно было самым что ни на есть натуральным; другое дело, что выписали его на основе липовой справки о смерти Дебрской Маргариты Петровны, присланной из ИТУ номер и т. д. и т. п. Один бог, вернее, черт, поскольку подкуп должностных лиц – это как раз его епархия, знает, как это удалось устроить Инне и сколько это стоило. Но удалось! Цель оправдывает средства… или теперь уместнее будет сказать – оправдывала?

Господи, сколько ей пришлось всего устраивать! Сколько соломки подстилать! Какую тонкую игру вести, чтобы Нина не заподозрила: ее муж Антон, столь ненавидимый дорогой подружкой Инночкой, – и есть тот самый мужчина, с которым Инна когда-то в одночасье сорвалась в Москву, тот самый, оказавшийся женатым, да еще и с ребенком…

Она «ненавидела» Антона просто клинически. Ну, ничего не скажешь, Дебрский тоже был хорош в своем отвращении к «этой авантюристке». Им доставляло удовольствие репетировать все новые и новые проявления взаимной неприязни, не оставляя незамеченными даже вроде бы самые незначительные детали.

Чего стоило хотя бы с точностью до минуты подстроить встречу Антона и Нины в том 61-м автобусе, когда она неосторожно взяла Лапку на руки… А взрыв дачи, происшедший именно в то время, когда Нина с Лапкой спали на обочине в совершенно исправной «Ладе», напившись приготовленного Инной чаю? А акция по устранению козла отпущения Голубцова? А звонок от «киллера Шатуна», который должен был заставить Нину потерять голову и сорваться с Инной в деревню, чтобы подтвердить потом алиби подруги для страховщиков?

Да таких мелочей миллион, просто миллион! И вот сейчас, когда они сделали, казалось бы, свое дело, все грозит рухнуть в одно мгновение только потому, что Нинке удалось остаться живой. А какое она имела на это право?!

Истерический визг снова вырвался из горла, и Инна согнулась, зажала рот, глуша эти кошмарные, исполненные отчаяния звуки.

Успокойся. Успокойся. Думай дальше.

Она уже поднялась к интернату и теперь торопливо шла по пустынной улице, радуясь, что никто не попадается навстречу, никто не мешает думать.