–  Чего ты всё полощешься в воде? Нашёл себе дело, - недовольно говорила тётя Дуня.
– Да и ходишь потом без порток. Не робёнок ведь. Срамота, да и только.

–  Так я же купаюсь! А как иду в избу, так сразу и оденусь, - отвечал я.

–  Действительно, тётя Дуня, не купаться же в одежде, - поддерживала меня Валя.

–  Купаться, купаться… Можно и не купаться. Ведь мужик уже. От реки до избы рукой подать!

–  Ну а зачем тогда река, если в ней не купаться?

–  А затем!
– Тут наступила пауза, после которой тётя Дуня въедливо спросила: - А тебя ишо никто в реке не покусал?

–  Кто меня должен покусать?

Тут вступила в разговор тётя Нюша:

–  Ой, а ты ишо не знаешь? Ведь у нас в реке нечисть водится - молокосос. Дуняш, расскажи!

Тетя Дуня опять строго держала паузу. Мы терпеливо ждали.

–  Узнала я об нём ишо до войны. Стала наша корова приходить каждый вечер пустая, без молока. Мы к пастуху, мол, кто смеет её доить? А он божится, что никто. Стали мы тогда все следить за коровой, - окая, рассказывала тётя Дуня.
– Пастуха звали Егором. Он и углядел. Когда стадо шло через реку по броду, наша корова остановилась посередке и ласково так замычала. Егор уверял, что до брода вымя коровы было полное, а опосля - пустое. У него глаз намётан. Ну а сам мужик он был ничаго, видный.

–  Всё к тебе, Дуняша, приставал, - заметила тётя Нюша.

–  Тебе на зависть, - строго обсекла младшую сестру тётя Дуня.
– Углядел Егор, что какая-то сволочь в воде вытягивает молоко из нашей коровы. Чего делать? Пошли к катюхиному Ефиму. Рыбак он был ловкий. Говорим, мол, так и так. Помоги. Ефим, похоже, уже слыхал, что завёлся у нас в реке оборотень-молокосос. Обещал изловить эту нечистую рыбину. С неделю, наверно, он охотился. Не одну курицу извёл на приманку. И вот однажды перехитрил Ефим молокососа. Тот цапнул курицу, а в ней большой крючок. Стал Ефим тащить за веревку свою добычу, а сил не хватает. Заорал: "Помогите!" Прибегла Катюха. Тянут вместе, а всё никак. Тут как вода забурлит, а из неё явилась голова как у сома, но с рогами. Ефим и сам не рад: чего связался с нечистой силой. Рыбина вся извивается и жутко кричит. Бросились Ефим с Катюхой наутёк.

–  Ну, а что потом?
– поторапливала рассказчицу Валя.

–  А то!
– Только матом его надо покрывать, только матом. В ентих случаях только матерщина помогает.

Но старшая сестра и тут урезала её:

–  Кто был, говорить нельзя! Поняла?

–  Куда потом делись и крючок, и веревка, и курица?
– с насмешкой поинтересовался я.

–  Куда, куда? Небось, сожрал всё. Зато вот корова образумилась.

–  А вот прошлым летом на Казанскую прихватил он лодку, на которой мы с бабами плыли, - сказала тётя Нюша.

–  Ой, тётя Дуня, расскажите, пожалуйста, - Вале понравились такие рассказы.

Тётя Дуня неспешно повела речь об очередной встрече с нечистью.

–  Плывём, значит, мы с бабами. Праздник престольный - Казанская. Все в праздничном состоянии… Только минули поворот у Филиппова ручья, а лодка раз - и осела, и никак. Гребём-то в две пары вёсел, а всё ни с места. Бабы заволновались, закричали. А ему хоть бы что! Вцепился сзади и держит лодку. Ладно бы озоровал молча, а он-то всё по-козлиному ещё блеет. Бабы голосят, а всё без толку. Все от страха враз забыли, чего делать надобно.

–  И что в таких случаях надо делать?
– не утерпел я.

–  А то! Только матом его надо покрывать, только матом. В ентих случаях только матерщина помогает.

Хочу сказать, что первое, чем удивила меня эта деревня - полное отсутствие сквернословия. Бранной речи здесь никто не использовал. Ни стар, ни млад, ни мужчина, ни женщина, ни пьян, ни трезв. Говорили, конечно, на особый деревенский манер. Но чтоб матом - никогда!

–  И вы ругались матом?
– изумилась Валя.

–  А то! Заорал он дурниной, да и отпустил лодку-то. Против русского мата он не устоит. Истинное средство против всякой нечисти.

Скромница тетя Нюша покраснела и при этом согласно кивала головой.

Унылыми тусклыми вечерами все садились за стол и играли в карты. Как назло, начались проблемы с электричеством: частенько гас свет. Приходилось спасаться керосиновой лампой. В сумраке деревенской избы рассказы тети Дуни о встречах с нечистью звучали жутковато.

–  Были как-то на ярмарке. А вот на обратном пути получилась лихая встреча.

–  С ним?
– спрашивала Валя, уже поднаторелая "в дьявольщине".

–  С кем же ишо?
– Тетя Дуня глубоко вздохнула и немного помолчала.
– Припозднились мы малость, но ночь, слава Богу, была светлая. Ехали прытко. Лошадь бежала проворно.

–  Лошадь-то Мальчиком звали, - добродушно вставила тетя Нюша. Тетя Дуня ее будто и не услышала.

–  Едем, значит, мы, едем. Уже приехали к оврагу, и с того края виден дом Катюхи. И тут как вцепится он в задок телеги - и всё. Лошадь, бедная, ржёт, бьётся, а всё на месте. Чего тут не понять, всё ясно. Полютовать ему захотелось. А меня злость такая взяла: и так поздно едем, а он ишо вздумал озоровать.