Четырёхэтажное небольшое здание, дворик, через который располагался двухэтажный производственный корпус с мастерскими, боксами, и лабораториями, на втором этаже которого находилась лаборатория Маникашвили..

Первым делом я зашёл в мастерские, так как всегда питал большую слабость к 'железкам'. Вход был совершенно свободным, но в проходе толпились какие-то сомнительные личности, похожие на крестьян. Они что-то передавали мастерам и забирали от них.

– Гири облегчают, - пояснила Лиля, - отбою от них нет! Наши мастерские только на базары и работают. Мы 'приписаны' к ближайшему - Сабурталинскому базару.

Я заинтересовался 'облегчением' гирь. Торговец, он же крестьянин, передавал мастеру обычно целый набор гирь-разновесок, и говорил, на сколько их надо облегчить. Токарь зажимал в патроне гирю, высверливал в ней отверстие, а конец забивал металлической же пробкой, которую затирал вместе с гирей. Пробка сливалась с материалом гири и становилась незаметной. Но процентов на 5-10 гиря уменьшалась в весе. Продавец платил мастеру деньги и уходил довольный - 'надувать' покупателей. Деньги же делились между самим мастером и руководством разного ранга. Работа шла бойко, в охотку, без окриков и принуждений. Труд здесь был не обязанностью, а в радость!

Мы пошли дальше. У одного из боксов толпилось несколько человек, среди которых Лиля узнала и директора - Самсончика Блиадзе. Маленького роста сутулый человечек с реденькими серыми волосами, стоял в самом центре толпы и что-то пояснял ей. Но толпа мотала головами и отказывалась понимать его:

– Ар шеидзлеба, батоно Самсон! (нельзя, господин Самсон!).

Мы протиснулись поближе и увидели следующее. В бокс для испытаний двигателей затаскивали стенд, имевший в своём составе весы с длинной линейкой, по которой перемещалась гиря, как у медицинских или товарных весов. Так вот эта длинная линейка не помещалась в боксе - упиралась в стену. Что делать? Вызвали директора Самсончика.

Мудрый директор тотчас же нашёл решение - согнуть линейку под прямым углом, чтобы стенд поместился. Но пользователи стендом не соглашались - дескать, весы не будут показывать то, что надо. Директор настаивал на своём - ведь длина-то линейки останется прежней, в чём тогда дело? Ему пытались объяснить, что момент - произведение силы на кратчайшие растояния до оси - изменится. Но директор продолжал настаивать, повторяя, что длина линейки-то останется прежней.

Мне показалось, что я попал либо на съёмки комедийного фильма, либо в дурдом. Я хотел вмешаться, но Лиля одёрнула меня: 'Не порть отношений с директором!'. Я посоветовал ей передать сотрудникам, чтобы они не отпускали своего директора в город одного - или потеряется, или улицу не сможет перейти с таким интеллектом.

Мы поднялись на второй этаж в лаборатории. В нос ударил запах горелой пластмассы.

– Это лаборатория полимерных материалов, - пояснила Лиля. Сейчас очень модны металлоорганические соединения, так вот они натирают напильником опилки свинца и текстолита, пытаясь их сплавить в тигле, чтобы получить металлоорганику. Свинец-то плавится, а текстолит - горит! Вот ничего и не выходит! Только вонь стоит!
– жаловалась Лиля.

Я окончательно понял, что нахожусь в дурдоме, только научной направленности. Сейчас выйдет из дверей Эйнштейн подручку с Аристотелем, а за ними - Галилей. Но вышел: Геракл, простите, Маникашвили, и, улыбаясь, провёл нас в свою лабораторию. Он, оказывается, наблюдал за нами из окна.

– Чем они занимаются - стыдно сказать!
– возмущался Геракл - маленький полный мужчина, постоянно потиравший себе ладони.

Я хотел, было присоединиться к мнению 'батоно Геракла', но Лиля толкнула меня в бок - не критикуй никого - завтра будет известно всем!

'Батоно' Геракл повёл меня по лаборатории, показывая, чем они занимаются. Две проблемы стояли перед лабораторией - измерение крутящих моментов и создание образца работающей волновой передачи. Чтож, проблемы, действительно, насущные, вроде металлоорганических соединений, смотря только, как их решать. Маникашвили подвёл меня к стенду. Там стояла коробка передач от грузового автомобиля, и задачей было измерить крутящий момент на первичном валу, который шёл от двигателя.

– Это архиважная задача, - горячо убеждал Маникашвили, - её поставил шеф - батоно Тициан. Мы разрежем первичный вал, вставим туда мерную месдозу с датчиками, и будем снимать электрические сигналы с них, - пояснял Геракл устройство всем известного моментомера.

– А как снимать сигналы с вращающегося вала - переспросил я Геракла, - ведь это самое трудное?

– Ты попал в точку!
– Геракл перешёл со мной на 'ты' и попросил обращаться к нему так же, - это очень трудно, нужны ртутные токосъёмники! А они опасны - это беда!

Я вспомнил, что успел узнать об измерении моментов, когда читал книги метрами.

– Батоно Геракл, - спокойно сказал я ему, - задача твоя решается очень просто. Не надо ничего резать, да и дел-то - с гулькин нос!

– С чей нос?
– озабочено переспросил Геракл, - Кто такой Гулька? Уж не ты ли сам себя так называешь? Но твой нос не так уж и мал!

– Нет, батоно Геракл, это русская присказка, она означает, что чего-то мало, в данном случае дел. Гулька - это голубь!

– Видишь, косозубые колёса на валах - они создают давление на подшипники, пропорциональные крутящему моменту. Подложи под подшипник неподвижную месдозу, хотя бы трубочку с маслом и снимай обычным манометром давление - это и будет крутящий момент!