Татарин побежал ещё за одной бутылкой, а я открыл подарочный набор 'Охотничий', который привёз из Тбилиси. Там были три маленькие бутылочки по 25 миллилитров (грамм) 10-летнего коньяка - точные копии обычных бутылок. Я достал одну из них, поставил на стол, и мы стали ждать прихода Саида. Тот забежал с бутылкой и уставился на это 'чудо' на столе.

– Это не бутылк!
– только и сказал он.

– А что это - чашк, банк или кружк?
– это и есть бутылк, только маленький, а размеры мы и не оговаривали!
– убеждал я Саида. Ко мне присоединились и соседи, которые тоже убеждали Саида: 'Это бутылк, настоящий бутылк!'

Добрый татарин не выдержал - открыл бутылку и разлил водку по стаканам. Для запаха мы добавили в каждый стакан по напёрстку коньяка, а красивую бутылочку Саид запрятал себе в тумбочку.

– Чтобы помнил, как меня надули!
– смеясь, сказал он.

Назавтра выпить уже было нечего, я и вечером проглотил вторую бутылочку коньяка. А потом шальная мысль пришла мне в голову. Я втихую поставил эту пустую бутылочку рядом с первой в тумбочку Саида. А вскоре появился и слегка выпивший Саид.

– Как ты меня вчера надул со своей бутылочкой коньяка!
– вспомнил Саид.

– Может и надул, но если быть честными, то бутылок коньяка было две!
– убеждённо сказал я.

– Один, один!
– настаивал Саид, ища поддержку у соседей. Но они только воротили носы, не понимая, чью сторону выгоднее принимать.

– Давай спорить на бутылку водки - предложил я, - что бутылок коньяка было две!

– Давай!
– вдруг согласился Саид, - я знаю, как доказать. Я спрятал пустой бутылк в тумбочка!

Саид открыл тумбочку и достал: две пустые бутылки из-под коньяка. Жаль, что я не сфотографировал выражение лица Саида. Станиславский сказал бы, что это мимика 'высшей степени удивления'. Не меньшее удивление было и на лицах у соседей - они же видели вчера, что Саид прятал в тумбочку одну пустую бутылку. Но им маячила выпивка 'на халяву', и они признали, что бутылки было две.

Саид побежал за водкой:

Назавтра я выпил последнюю бутылку коньяка, а пустую, конечно же, сунул опять в тумбочку Саида. И когда вечером подвыпивший Саид пришёл домой, я сразу 'взял быка за рога'.

– Ну, Саид, значит, выпили мы с тобой мои три бутылки коньяка:

– Что?
– перебил Саид, - какой три бутылк?
– и он быстро открыл тумбочку, где красовались живописной группкой три цветастые бутылочки.

– Сволочи!
– возопил Саид, - надули меня всё-таки!

– А вы, - он кивнул на соседей, - вместо того, чтобы сосед помогай, этот жулик, - и он показал на меня, - помогай!

Хороший, добрый и бесхитростный парень был Саид. Был, потому, что нет уже его.

Он получил квартиру в новом 'спальном' районе, где все дома одинаковые. Приходит выпивший, как ему показалось, к себе домой, пытается открыть дверь. А оттуда выходят жильцы и прогоняют его. Саид сидит на лестнице, соображает, осматривает дом - вроде его, и снова начинает рваться в квартиру. Теперь уже жильцы накостыляли ему бока, и Саид вышел наружу. Сел на крыльцо, а дело было зимой, и замёрз там. А дом его был рядом, как две капли воды похожий на тот злосчастный, куда рвался Саид:

Теперь о Жижкине, который и инициировал мою обещанную свару с Мазиной. Вёл себя он нагло - заходил в мою комнату, пользовался моей электробритвой, и что хуже всего, выливал после этого на себя мой одеколон. Лукьяныч мне донёс на его безобразное поведение. Я и заменил одеколон во флаконе на уксусную эссенцию, которой клеил магнитофонную плёнку, а одеколон залил во флакон из-под эссенции.

– Видишь, Лукьяныч, - предупредил я его, - это эссенция, смотри, не обожгись ненароком!

И вот утром снова заходит наглый Жижкин и бреется моей бритвой. Хитрый Лукьяныч молчит. Но когда Вася налил полную ладонь эссенции вместо одеколона, Лукьяныч не выдержал:

– Сенсация, Вася, это - сенсация!
– крикнул он, перепутав незнакомое слово - 'эссенция', на столь же непонятное - 'сенсация'.

И тут, действительно, произошла сенсация. Вася плеснул полную ладонь эссенции себе в лицо и успел растереть, полагая, что это жжёт одеколон. А потом, когда понял подмену, стал бегать по квартире с криком и пытаться смыть едкую жидкость. Но вода, как на грех, не шла из крана (и такое бывало подчас!), и наш Вася обливался из чайников на плите, вытирался полотенцами, а Лукьяныч не переставал вопить: 'Сенсация, сенсация!'.

Наконец, разобрались, где сенсация, а где эссенция, а Вася неделю ходил с обожжёнными щеками и шеей.

– - Не будет больше чужого добра трогать!
– резюмировал Лукьяныч.

– Но Жижкин продолжал вести себя непослушно. Привёл он как-то (первый раз, между прочим!) бабу, и стал требовать, чтобы я открыл ему запасную комнатку. А бутылку, положенную при этом, ставить отказался. Ну, я не открыл дверь, разумеется, и ушёл спать к Тане. Тогда он спьяну из последних своих силёнок, раздолбал ногами дверь. Замок вылетел, пломба сорвалась, но он вошёл в помещение. Положил туда свою даму (не иначе, как с вокзала привёл!), припер раздолбанную дверь снаружи шкафом, а сам, сдуру, пошёл спать на свою койку. Целомудренным, идиот, оказался. А утром - отпустил бабу спозаранку, чтобы Мазина не застала. Ушла баба от мужика недееспособного, но 'подарок' оставила. Фикуса, как у Фёдора, там не оказалось, и она сходила на газетку, свернула её и положила в шкаф.