– Изъящное решение!
– констатировал Борис Семёнович и послал меня: нет, всего лишь на Ликинский автобусный завод, заключить договор на разработку вариатора для городского автобуса. Вместе со мной он послал туда молодого ассистента своей кафедры - Георгия Константиновича Мирзоева - будущего Главного Конструктора Волжского автозавода. Я понял, что Фалькевич видел меня после защиты диссертации преподавателем на своей кафедре.

И кто знает, как сложилась бы моя судьба, если бы академик Тициан Трили не встретился бы со своим, как оказалось, другом - Борисом Фалькевичем, а тот не рассказал бы ему обо мне и моём изобретении. Трили, оказывается, уже слышал о моей 'феноменальной' изобретательности от небезызвестного Геракла Маникашвили и запланировал 'иметь' меня у себя в институте.

И вот расстроенный Борис Семёнович рассказывает при встрече мне, что академик Тициан Трили, узнав о том, что мы сотрудничаем, задал ему риторический вопрос, переданный мне буквально:

– Почему сей молодой человек, должен работать у тебя, а не у меня? У тебя в Москве и без него много талантливой молодёжи!

Смущённый Борис Семёнович поведал мне, что академик Трили - очень влиятельный человек, да и его близкий друг. Отказать ему профессор Фалькевич не мог. Так я, как какой-нибудь скакун или борзой пёс, был передан от одного 'феодала' другому. Тем более позже, когда Маникашвили устроил мне встречу с Трили в его кабинете визе-президента АН Грузинской ССР, я увидел очень симпатичного, спортивного человека, лет пятидесяти, непохожего на всех этих Самсончиков и Гераклов. Чуствовалось, что он и на своём посту близок к науке, знает о том, что его институту пора менять стиль работы и руководство, да вот всё 'руки не доходят'. Вот переизберут его с этой должности, тогда:

А что 'тогда', я так и не успел узнать, потому, что из смежной комнаты вдруг быстрой походкой вышел человек, появление которого заставило Тициана, да и меня, конечно, встать навытяжку. Этим человеком оказался Президент Академии, великий учёный-математик Николай Иванович Мусхелишвили. Я впервые в жизни увидел живого классика, равного, пожалуй, Ляпунову, Остроградскому или Гамильтону по значимости.

Классик был в помятом костюме с помятым же галстуком на боку, и растёгнутыми верхними пуговицами рубашки. Рассказывали, что он был так рассеян, что однажды появился на работе в двух галстуках сразу.

– Батоно Нико, - сказал Тициан, когда Президент передал ему стопку каких-то бумаг, - хочу представить вам молодого учёного Нурбея Гулиа, которого думаю взять к себе на работу.

– Гулиа, Гулиа, - повторил классик, пожимая мне руку, - да это же писатели!

– Да, батоно Нико, - подтвердил Трили, - это его дед и дядя писатели, я их хорошо знаю, но сам он - учёный, причём в моей области знаний. Сейчас он учится в аспирантуре в Москве, должен скоро защититься, а затем приедет на родину - в Грузию!

– Это хорошо, - скороговоркой подтвердил батоно Нико, - хорошо, когда из Москвы - на родину, вообще - из Москвы - это хорошо!
– и ретировался в свою комнату.

Мы с Тицианом сели. Я достал статью, где писал о перспективных автомобильных проблемах, тех, о чём я рассказывал выше. Авторами были записаны академик Трили и я. Тициан внимательно прочёл статью, а потом, вычеркнув мою фамилию, написал: 'профессор Б.С. Фалькевич'. Улыбнувшись, он сказал мне фразу, которую я хорошо запомнил:

– Лучше - одной статьёй меньше, а одним другом больше!

Статья в рекордные сроки была опубликована в самом солидном журнале Академии Наук СССР.

Разбитая дверь

Я обещал потратить своё свободное время на борьбу с Мазиной и должен был выполнить своё обещание. Но всё, почти как у Тициана Трили, 'руки не доходили'. Но, наконец, дошли. И всё благодаря Васе Жижикину.

Пока не началась знаменитая на весь городок моя свара с Мазиной, я тратил свободное время на всякие пустяки, шуточки. После каждой выпивки наш 'татарин' Саид Асадуллин показывал в общежитии номер, который, по его словам, исполнял в мире он один. Каждому, кто его исполнит, татарин обещал бутылку водки. Номер заключался в том, что Саид брал в руки ремень по ширине плеч, и перепрыгивал обеими ногами через этот ремень, согнувшись в три погибели и подсовывая ремень себе под ноги. Это только выглядит легко, а попробуйте сами! Самый здоровый из соседей - Мотя, и тот падал носом, когда пробовал, а Жижкин даже и не пытался.

Желая выиграть у Саида, я начал тренироваться, падал, вставал и постигал мастерство.

– Почему татарин может, а я с моими ногами штангиста - нет? Не бывать такому - решил я, - и научился прыгать. Причём не только вперёд, а что гораздо труднее - и назад.

И в очередной раз, когда Саид заявил, что только он, единственный татарин на свете, может перепрыгнуть через пояс, я 'разозлился' и сказал:

– Гони бутылку, сейчас я буду прыгать!

– Гани бутылк, гани бутылк! Ты прыгни наперёд, а я - гани бутылк!

Я лениво взял в руки пояс и легко перепрыгнул через него несколько раз вперёд, а потом и назад. Все ахнули. Саид, мгновенно отрезвев, погнал в магазин за бутылкой. Мы весело выпили, но показалось мало. Я и говорю уже подвыпившиму Саиду:

– Татарин, а хочешь меняться - ты ставишь ещё одну бутылку водки, а я - бутылку десятилетнего коньяка из Тбилиси!

Саид смекнул, что эта сделка выгодная, но всё-таки потребовал:

– Покажи!

– Ты что, своим не веришь, не поставлю - ты можешь свою бутылку и не открывать: и т.д. и т.п.